Счислитель рассмеялся.
— Нет, Азек Ариман, не убьешь. Ибо на стенах вверху отведено место под твое имя, и только от меня зависит, вытравлю я его в назначенный срок или сейчас.
— Я тебе не верю.
Демон вынул посох из речных вод.
— Тогда попробуй напасть на меня и увидишь, что произойдет.
— Сегодня не стану, но обязательно вернусь сюда и прикончу тебя.
— Может, так и случится. Но помни: нельзя дважды войти в одну и ту же реку, ибо притекают новые воды и меняешься ты сам.
— Что, цитируешь плачущего философа
[109]? — поинтересовался Азек, направляя разум в пятое Исчисление. — Если твой запас мудрости ограничен подобными фразами, ты не настолько умен, как тебе кажется!
— Тогда ступи в реку, позволь течению унести тебя, и мы увидим, насколько в действительности умен ты.
Пройдя мимо Аримана, Хатхор Маат бросил:
— Ну же, зачем вообще тратить время на разговоры с этой тварью? Давайте просто нырнем в поток, и дело с концом.
Вслед за адептом Павонидов к кромке воды подошли Толбек и Санахт. Легионеры выжидающе оглянулись на Азека, и он вошел в реку вслед за ними, выбросив из головы мысли о нападении на Счислителя.
Темные волны заструились вокруг сабатонов воина, и Ариман даже сквозь броню ощутил пробирающий до костей холод. Это течение лишь казалось текучей водой: они стояли в самой эссенции Великого Океана, преобразованной в постижимую для смертных форму.
Азек повернул голову к Счислителю и задал ему последний вопрос:
— Как мы вернемся сюда?
— Когда вы найдете то, что ищете, прошлое вытолкнет вас обратно, — сообщила сущность.
— А если у нас не получится?
— Вы умрете, ибо минувшее неподатливо и всегда находит способ избавиться от того, чему не место в нем.
Ариман кивнул. Чего ждать от демона, если не загадочных фраз и зловещих предсказаний?
Отвернувшись, Азек отдал команду соратникам и повел их в непроглядную черноту потока. Вода поднялась ему до бедер, потом до живота; течение все сильнее толкало воина. Беспорядочные струи и невидимые быстрины словно бы вцеплялись в него, стараясь утянуть то в одну, то в другую сторону, но Ариман придерживался выбранного пути.
Вода дошла ему до груди, потом заплескалась вокруг наплечников. Азек шел все медленнее, чувствуя, как холод усиливается с каждым его шагом. Позади корвида судорожно дышали другие легионеры.
Когда Ариман погрузился в реку по шлем, перед глазами у него заплясали и завертелись огоньки, похожие на отблески костра. Воин продолжал идти, хотя вода уже накрыла его с головой.
Звуки стали приглушенными, поле зрения сузилось. Азек не слышал ничего, кроме рева ледяных струй, и видел только бешено кружащиеся частицы ила. Он ощущал вкус пепла и смрад горящего прометия, обожженной стали и растекшейся плоти. Собственное дыхание опаляло Аримана с такой силой, словно его легкие горели изнутри.
В груди легионера зашевелился страх — эмоция настолько чуждая и давно забытая, что Азек даже не сразу распознал ее.
Мощь потока росла по экспоненте, каждый следующий шаг давался все тяжелее. Воин ступил в реку под прямым углом к берегу, но сейчас будто бы шел строго против свирепого течения.
Наклоняясь вперед, Ариман упорно преодолевал глубинные быстрины. Злобные придонные токи врезались в него, пытаясь развернуть, били наотмашь и бросались под ноги, лишая равновесия, но он продолжал идти.
В шлеме у него раздавались искаженные голоса, паникующие и вопрошающие, но равно неразборчивые из-за грохота струй. Броня, возражая против такого обращения с ней, шипела сервоприводами и блокировала сочленения, но Ариман по-прежнему боролся с неодолимой силой реки.
Наконец ему пришлось сдаться.
Течение сбило Азека с ног сокрушительным ударом в туловище. Сорванный с якорей-сабатонов, он отдался на милость реки душ, и поток Счислителя увлек воина прочь.
Глава 16: Из пламени. Исключительная ненависть. Помутневшее зеркало
Всплыв на поверхность океана, Амон жадно втянул ночной воздух. Его грудь поднялась под доспехом, легкие расширились, и пляшущие перед глазами советника искры понемногу угасли. Он вдохнул еще раз; в посеревший мир вернулись краски, а световой туннель, словно бы втягивавший легионера, растворился.
Задышав более размеренно, Амон попробовал сориентироваться на местности.
«Где же я?»
Последнее, что помнил воин — лицо отца, который смотрел на него, пока текущая через плато река неумолимо утягивала советника в глубину. Призрачные руки тащили его на дно, легкие разрывались от удушья, по телу расползался могильный холод…
Амон бился с тварями, старавшимися утопить его, пока они не выпустили легионера.
«Я победил или просто надоел им?»
Советник выбросил посторонние мысли из головы и развернулся, ища глазами берег или какой-нибудь заметный объект.
Ничего.
Он дрейфовал в темных водах, поднимаясь и опускаясь на могучих волнах.
«Что это, Великий Океан? Так он выглядит на самом деле?»
Нет, Амона окружало нечто иное. Прежде оно существовало только в мечтах, но теперь воображаемое стало реальным, лишенным любых ограничений — кроме тех, которые люди сами накладывали на себя.
Над воином простирался усыпанный бриллиантами ночной небосвод, однако знакомых созвездий на нем не встречалось.
Легионер удерживался на плаву в массивной броне, подгребая руками и ногами, но уже начинал беспокоиться. Доспехи Астартес защищали хозяев даже от космического вакуума, поэтому Амон мог бы не бояться утопления… если бы его латы не были расколоты во многих местах.
Он чувствовал, что броня тяжелеет с каждой секундой. Поножи уже залило доверху, и влага громко булькала внутри доспеха, заполняя все его пустоты.
Нечаянно глотнув воды, советник сплюнул.
«Пресная, никакой соли. Значит, я не в обычном океане».
Перед мысленным взором Амона внезапно пронеслась неудержимая кавалькада образов, и он удивленно заморгал. Ему явились не видения потенциальных вариантов будущего, как это случалось с Корвидами, а собственные яркие воспоминания.
Легионер вновь пережил сражение с Волками на Просперо, испытал восторг от встречи с Императором на Никее — восторг, быстро сменившийся унынием. Он с гордостью вспомнил, как маршировал на передовой Великого крестового похода и исследовал все более замысловатые и прекрасные области знания. Смеясь от радости, Амон слышал музыку, которой внимал ребенком, видел перед собой страницы томов, прочтенных столетие назад, и картины, над которыми плакал в галерее на одной из планет чужаков.
