Я вышла на той же станции, где выходили почти все. Оттуда можно было пешком дойти до центра, где находилось все самое интересное, и, самое главное, – до той самой милонги, о которой я была наслышана еще в Портленде. Настоящая мекка танго, судя по отзывам!
Поскольку меня никто не ждал, я медленно брела по улице – как же хорошо никуда не спешить, останавливаться и наблюдать незнакомую жизнь! Вот, непонятно откуда идущий мужчина, одетый как банковский служащий, хотя сегодня суббота, поставил портфель на тротуар, поднял руки в воздух, как бы обнимая воображаемую партнершу, и проделал несколько шагов с поворотом. Он повторил то же самое пару раз: одна рука на сердце, другая в воздухе – легко было дорисовать объятие в танце. Видимо, остался доволен результатом своего поворота – пивота, как он называется в танго, – поднял портфель и пошел себе дальше по своим делам.
Казалось, архитектура города и его жители соревнуются в красоте. Утраченная молодость исторических зданий с лихвой возмещалась брызжущей энергией пешеходов. Везде – стройные загорелые тела, глубокие вырезы декольте, упругие задницы, обтянутые белыми брюками, с провокационными тесемками черных стрингов, поднятыми выше брючного пояса. В воздухе, густом от влажности и ощутимых выплесков тестостерона, вспыхивали чувственные искры, как электрические разряды от нечаянных взглядов, улыбки, случайного прикосновения или рукопожатия, – совсем как в танго.
Женщины… Все они кажутся красивыми. И неясно: это так природа распорядилась, или потому что мужчины на них ТАК смотрят. Вот уж точно, как в неразрешимой дилемме про курицу и яйцо: что изначально? Я поняла, что в этом городе мне нравится быть женщиной. Подумалось, что каждый любящий муж должен отправить свою жену хотя бы раз в жизни в Буэнос-Айрес. Был бы роскошный подарок. Возможно, конечно, потом ей не захочется возвращаться, я о таких случаях наслышана. Но уж если жена приедет и по-прежнему будет любить своего мужа – он может с гордостью добавить это в свое личное резюме: значит, достоин, значит, заслужил такую любовь!
Мой взгляд, однако, гораздо чаще останавливался на аргентинских мужчинах. В целом они казались значительно привлекательнее женщин Буэнос-Айреса. Местным портеньям, как называют себя жительницы столицы, просто сказочно повезло. Повезло еще и потому, что все они, даже не самые симпатичные, становятся краше в этой динамике уличной жизни города: от провожающих их взглядов расправляются плечи, появляется летящая походка, загораются глаза. Сюда еще не добрался феминизм, и здесь четко соблюдаются классические гендерные роли: здесь пропускают женщин любого возраста вперед, им уступают места и смотрят на них так, как на северном континенте уже давно никто не отваживается.
Пока я так увлеклась своими географически-антропологическими фантазиями, стало смеркаться. Ночь наступила мгновенно: вот только что сияло солнце, и, дав ему очень быстро закатиться, город уже уютно окутала южная ночь. Буэнос-Айрес стал выглядеть совсем по-другому, и тут мне стало понятно, что я заблудилась.
Скучающий полицейский на оживленном перекрестке равнодушно смотрел на толпы пешеходов, идущих на красный свет. Он оживился, когда я попыталась у него выяснить, как пройти на улицу Майпу. Испанский у меня был на уровне Тарзана, но я подкрепляла его жестикуляцией, которую очень быстро усвоила, наблюдая, как разговаривают здешние жители. Мимо нас продефилировали одиннадцать собак на одном толстом поводке, смахивающем на канатный трос; эту чу́дную стайку вел расслабленный паренек. В свободной руке он держал газету, которую читал, не поднимая глаз; так и шел, уткнувшись в газету. Собак на улицах – это я подметила еще днем – было много. В отличие от своих собратьев из прогулочных групп, собачки на индивидуальном воспитании, похоже, не знали, что такое поводок, но они в нем и не нуждались: семенили за своими хозяевами, воспитанно садились на переходе и ждали зеленого света, подавая пример иным пешеходам.
Полицейский показал мне направление, и на этом его объяснения закончились: видно, он сообразил, что я все равно ничего не пойму. Я поблагодарила его: «Грациа» – и пошла дальше. Проходя мимо четырехзвездочной гостиницы, на вывеске которой отсутствовал кончик у одной из звезд, я решила попытать счастье и обменять доллары. Как и конечность звезды на вывеске, персонал за стойкой отсутствовал, даже портье не было. Но был слышен звон бокалов где-то совсем рядом, а потом пропели интернациональное «Happy birthday» – с днем рождения поздравляли какую-то Мелину. Стало ясно, что люди за деревянной панельной стенкой были заняты более серьезным делом, чем обслуживание клиентов. Я облокотилась на стойку, кашлянула в перерыве между пением – теперь пели «Фелиз Кумпле
[3], Мелина», но это мало что изменило. Я терпеливо ждала. Минут через десять вышел портье в сбившейся набекрень форменной фуражке, улыбнулся мне и позвал Мелину. Выплыла довольная, дожевывающая торт именинница и сказала мне, что до понедельника обменять деньги невозможно. Видимо, мое лицо выразило столько страдания и беспомощности, что она участливо спросила:
– Сколько?
– Ну, хоть сколько-нибудь… Сто? Двести?
Мы с ней сразу поняли друг друга, и, когда она назвала мне курс меньше, чем в обменных пунктах, но выше, чем в аэропорту, я благодарно кивнула. Мелина снова исчезла за деревянной перегородкой и появилась оттуда с пачкой аргентинских купюр; я вышла из гостиницы, с новой уверенностью, которую обычно придают дензнаки.
Идти оказалось совсем недалеко. Пара кварталов, и я уже стояла перед нужным мне домом. Рядом, в витринном окне будущего магазина, с вывеской, оптимистично оповещавшей о его открытии завтра, два маляра разучивали шаги под музыку «Милонга Сентименталь», звучавшую из пузатенького радио, стоявшего на полу рядом с ведром, в котором томились, истекая краской, кисти и ролики. Сцепив загорелые мускулистые руки, они сделали несколько коротких ритмичных шагов – траспье – и благополучно продолжили покраску потолка. Даже будучи оптимистом, было понятно, что до открытия магазина никак не меньше недели, какое там «завтра». Но уже было ясно, что спешить в этом городе не принято. Желание все бросить и начать танцевать, невзирая на сроки сдачи объекта, символично для аргентинцев; совет «цени настоящий момент, живи только им, ибо прошлое не вернуть, а будущее еще не наступило» они воспринимают буквально. Их жизнь больше похожа на череду моментальных фотографий с постоянно меняющимися настроениями, красками, тонами, чем на полнометражный фильм, соединенный режиссерской идеей. Оказывается, можно жить и так. Совершенно подругому. Пришла в голову мысль, что к югу от экватора законы кардинально меняются, и те понятия и нормы жизни, что приняты у нас, здесь, ровно наоборот, – в конгруэнтном отражении. Южноамериканское солнце без всякого смущения проделывает свой путь по небосводу справа налево, наперекор всей логике Северного полушария, и придает иной смысл жизни этих людей, который не так-то легко понять наблюдателям из северных широт.
Глава 4. Ло Де Селия
[4]
