– Амиго, амиго… тодо бьен (все хорошо).
Вспомнив уроки по восточным единоборствам, которые он регулярно брал в Норвегии, полагая, что это поможет ему лучше освоить танго, Ларс все же выбил нож из рук грабителя, но тот исхитрился вырвать рюкзак, вскочил на мотоцикл и скрылся за поворотом.
И только тут подбежали Густаво и полицейский.
– Я, когда увидел, уже далеко был, но сразу позвонил девять один один. Ты в порядке, дружище? – закричал Густаво и уже тише, на ухо Ларсу, добавил: – Слушай, какой-то знак нехороший… может, отменишь сделку? Подумай, а?
Ларс отцепил видеокамеру и передал ее полицейскому, сказав, что это запись поможет найти преступника.
– Если надо, я подойду в комиссарию позже, а сейчас, извините, у меня очень важное мероприятие.
И он решительно двинулся вперед, не веря ни в дурные знаки, ни в предзнаменования, ни в изменение решений. Если он во что-то и верил, так это в свою безупречную подготовку. Ларс представил себе разочарование грабителя, так бившегося за рюкзак, в котором тот не найдет денег.
Он почти успокоился, только лицо его все еще не достигло своего обычного красного цвета – щеки были покрыты белыми пятнами, как у атлета, бегущего марафон.
Открыв дверь офиса, где все уже были в сборе, Ларс извинился и объяснил, что по дороге случился небольшой инцидент, в результате которого у него украли папку с копией паспорта. Затем он достал сам паспорт из кармана и свои два пояса, внутренне улыбнувшись своей организованности: рюкзак сыграл ту же роль, что и камни.
Началось пересчитывание денег. Алисии помогал сын, а потом свою долю заново пересчитывал продавец квартиры, куда переезжала Алисия. В комнате стало тихо, только шелестели купюры и шевелились губы считающих, подшептывая по мере раскладывания купюр в стопки. Ларс был даже немножко разочарован обыденностью процедуры.
Эскрибано зачитал текст купчей, написанный на старомодном языке с архаизмами, Ларс ничего не понимал, но доверял рекомендованному Густаво юристу. Завершили операцию всеобщее рукопожатие и обязательные поцелуи на прощание, и Ларс поспешил в комиссарию, местный полицейский участок, для дачи показаний.
В полиции его приняла не очень охотно, но, как и положено, составили акт. Видео транслировалось по всем главным каналам телевидения, и вскоре этого бандита поймали за тем же самым занятием – грабежом на мотоцикле (похоже, телевизор он не смотрел и не знал, что прославился на всю страну). К делу подключились журналисты, и «мотовор», вошедший под этим именем в сводки новостей недели, стал героем телевизионного шоу, в котором объяснил всей стране, что он вовсе и не преступник, а воровать пошел, поскольку у него двое детей, работу найти невозможно, а дома жена ждет, что он принесет деньги. И вообще, ведь он же никого не убивал и не наносил телесных повреждений! Такой вот милый и заботливый молодой мужчина, хороший семьянин. Шоу вел мэтр сенсационного телевидения, который явно рассчитывал на то, что сюжет о мотоциклетном воре поднимет рейтинг его передачи. Он умело задавал вопросы, а Ромеро, такова была фамилия «добытчика рюкзаков», отвечал складно и уверенно, как какой-нибудь рабочий фабрики, которого пригласили рассказать о том, как он добился высоких показателей на производстве. Публика в студии активно болела за него, вынесенного центрифугой жестокого общества за его грани, но не опустившего руки, а взявшего в них холодное оружие, чтобы продолжать обеспечивать свою семью. Так было установлено, что нож в руки этого парня вложили социальные условия, и иного варианта выжить в этом негуманном социуме у него не было. Ро-меро стал телезвездой. Адвокаты сотрудничали с журналистами и лепили собирательный образ жертвы политики невключения подростков из маргинальных районов в жизнь общества. Какой-то журналист, оплачиваемый правительством национально-популярной идеологии, начал писать для Ромеро небольшие публицистические тексты с обвинениями в адрес среднего класса, забывшего в своей обеспеченности о судьбах десятков тысяч таких Ромеро (благо фамилия у него оказалась очень распространенной, как нельзя более подходящей для обобщающих сентенций). У парня обнаружились все задатки перспективного актера и телегеничная внешность. Его стали приглашать в другие шоу, и он практически превратился в «человека недели»; его семья уже не нуждалась в деньгах.
А Ларс в ожидании, пока Алисия закончит переезд, пил красное вино в больших, чем обычно, количествах, чтобы потопить начавшего противно копошиться в нем червячка сомнений в содеянном.
Через неделю он получил ключи и с шумевшей еще после запоя головой стал обходить квартиру под круглым куполом, одновременно восхищаясь и приходя в ужас от объема предстоящих работ. Кстати, камни он привез не только для Густаво, но и для себя. В куполе будет камин и обязательно винтовая лестница, ведущая на балкон-террасу с беседкой, где он поставит лимонные и апельсиновые деревья в больших кадках из гжели.
Представляя все это, Ларс вышел на балкон и зажмурился от веселого солнца и ярких, почти лубочных красок всей окрестности, радующих глаз. «В конце концов, – подумал он, – я все сделал правильно. Это новый мир, Европа уже отживает свой век, как слабоумная старуха в буклях. Здесь новая энергия, здесь, на девственном рынке, простор всему. Ну а преступность, так она всегда предшествовала мощному прорыву цивилизации. Вспомнить хотя бы тридцатые годы в Чикаго: мафия, стрельба, чуть ли не война между группировками, а потом рывок – и в дамки, впереди планеты всей. Да и Россия девяностых мало чем отличалась, а сейчас… цивилизованно причесанное под первый мир общество». (Ларс часто и с удовольствием ездил в Петербург и побывал один раз в Москве.)
И вот в доме с куполом, что на улице Балькарсе, закипела работа. Скрупулезно организованный в профессиональных делах Ларс выполнил дизайн-проект еще в Норвегии, с помощью самых последних программ CAD, и у него все было готово к претворению его в жизнь. Теперь предстояло закупить материалы и начать с самого главного: как всегда, с труб. Рабочих он нашел ответственных и проверенных – ему их рекомендовал Густаво, которому они строили дом, а руководить процессом решил сам.
В один из дней с безмятежно светящим солнцем, придававшим праздничный вид всему вплоть до неизбежного строительного мусора, раздался звонок, и Ларс увидел на экране домофона Алисию. Она всхлипывала и подвывала в микрофон, и было совершенно невозможно разобрать, что она говорит. Испанский Ларса заметно улучшился за последние месяцы, но без опоры на мимику и артикуляцию ему было сложно понять по телефону нечто более содержательное, чем принятие заказа еды на дом. Не понимая, о чем идет речь, но видя, что Алисия чем-то очень расстроена и хочет подняться, Ларс предложил ей встретиться в кофейне на углу. В куполе резали трубы и разговаривать там было невозможно. Он спустился и сел за столик у окна, любуясь ажурной чугунной решеткой с бронзовыми наконечниками и пышными формами официантки, подчеркнутыми пояском фартука на тонкой талии.
Алисия подошла сзади, тронула его за плечо и села напротив. Ее было не узнать: опухшие красные глаза, которые она все время промокала носовым платком, отчего веки краснели еще больше, делали ее лицо старым. Если Ларс думал, что достаточно наслышан о диких своей абсурдностью историях, происходивших в Аргентине, и все же находил оправдание своей настойчивости в них участвовать в той или иной мере, то рассказ Алисии ему доказал: он видел только самую верхушку айсберга. Аргентинской изощренности по части цинизма и мошенничества не было равных. Даже странно, что такой литературный герой, как Остап Бендер, родился в России, а не здесь.
