Пообещав его Ольге, я не лукавила и даже показала ей информацию в Интернете, что Хавьер и его группа – в составе участников фольклорного фестиваля. Этот аргумент убедил мою новую приятельницу отложить решительный танго-штурм милонг Буэнос-Айреса на несколько дней и разнообразить свою поездку в Аргентину новыми впечатлениями.
Когда уже были куплены билеты и забронирована гостиница, я случайно встретилась с Хавьером на улице, и в разговоре выяснилось, что в прессе была ошибка: его оркестр выступал на фестивале в прошлом году, а в этом они не участвуют. Поразмышляв над этимологическим рядом от «не сказать правды» до «солгать» и всем, что можно разместить посредине, я, органически не переносящая вранье в любом его проявлении, правду все же огласила, но уже в комфортном «мерседовском» автобусе с хорошим обслуживанием, где нам услужливо подносили неограниченное количество красного аргентинского вина в маленьких бутылочках. Это смягчило горечь разочарования моей спутницы. Кроме того, я ее убедила, что в Кордобе все мужчины такие, как Хавьер. И даже сама в это поверила, пока убеждала слегка расстроенную Ольгу в породистости мужского населения Кордобы, запивая свое красноречие мальбеком из Мендозы.
Еще на вокзале, в современном, недавно отстроенном терминале провинциальной столицы стало ясно, что мое легкомысленное заверение относительно кордобезцев, или кордобесов, как их прозвала Ольга, совсем не лишено почвы. Все попадавшиеся нам мужчины были очень красивы, – креольская кровь, смешавшись с другими европейскими кровями, блистала великолепными образцами генетики.
Мы шли по улицам, с любопытством разглядывая смешение архитектурных стилей, от колониального барокко до неоготики, классики и ар-деко. В центре города впечатляли кварталы епархии, выстроенной иезуитами в XVII веке, но не меньшее впечатление на нас производили представители местного населения, сотворенные во второй половине XX века. Ольга заметила, что мужчин на улицах в несколько раз больше, чем женщин, и это особенно бросалось в глаза после Буэнос-Айреса, где на одного мужчину приходится около шести охотниц-амазонок. Я была довольна, что не подвела подругу.
Обедать мы отправились в традиционный мясной ресторанчик, заполненный офисными сотрудниками в белых рубашках и галстуках, отличающихся от своих собратьев из любого современного бизнес-центра вольными прическами. Похоже, в Кордобе мужская мода на длинные волосы осталась с восьмидесятых годов надолго, если не навсегда.
– Все-таки ухоженные кудри, ниспадающие на твердые воротнички накрахмаленных рубашек, смотрятся намного экзотичнее и эротичнее, чем кудри какого-нибудь рок-музыканта, носящегося по сцене с гитарой наперевес и истекающего по́том, – отметила Ольга, отправляя в рот огромный кусок стейка.
При этом она закрыла глаза и застонала от удовольствия. Весь соседний столик, за которым сидели обладатели волос разной длины, уставился на нее, закрывшую от удовольствия глаза и раскачивавшуюся на высоком стуле.
– Извините, – скромно потупилась Ольга. – У нас в России такого мяса нет, – громко сказала она на испанском. – И мужчин таких тоже, – добавила уже потише на русском.
Стоит ли говорить, что за соседним столиком возникло оживление. Сначала оттуда посыпались ожидаемые и всегда предсказуемые вопросы о том, откуда мы именно и надолго ли в этих краях, а затем к нам за барную стойку перекочевал весь состав стола, позабыв о заканчивающемся обеденном перерыве. Подобно одесситам, славящимся юмором и умением рассказывать анекдоты, жители Кордобы известны всей Аргентине, как весельчаки и остряки, прототипы для комиков, копирующих их акцент в клубах и на сцене. «Забавно говорят, как в Рязани у нас, ну, или, как это называется? – Я вспоминала из своей диссертации по лингвистике диалектов. – Среднерусский говор жителей сельской местности с характерным безударным вокализмом. Очень похоже». Удивительно, как хранится в голове абсолютно бесполезная информация…
– «Заходит Ха-а-авьер в а-а-а-аптеку, – растягивая по-местному гласные, начинает шутку наш новый знакомый, подмигивая в сторону приятеля. – Есть ле-е-ейкопластырь те-е-елесного цвета?» – «И-и-изолента прода-а-ется в скобяной ла-авке за-а углом», – отвечают из-за прилавка.
Все смеются, включая Хавьера, которого зовут негром за его смуглость, как и всех других обладателей оливковой кожи и черных волос. Теперь его очередь, и он подхватывает эстафету шуток:
– В темном переулке грабитель девушке: «Давай телефон!» Она: «Ноль четыреста сорок три пятьсот тридцать семь девятьсот восемьдесят шесть».
Все смеются и уже переводят взгляд на следующего рассказчика.
– «Тёща дорогая, вы про реинкарнацию слышали?» – «Конечно, зятёк!» – «А кем бы вы хотели быть в следующей жизни?» – «Змеей». – «Нее, два раза одним и тем же нельзя!»
Закончив обед в веселой компании и напомнив шутникам, что им пора на работу, а нам еще на концерт надо собраться, мы разошлись, обещав случайным знакомым пообедать вместе до нашего отъезда. Ольга, работавшая брокером в московской биржевой компании, с трудом приходила в себя, не переставая сравнивать своих «родных» коллег по офису с нашими новыми знакомыми, которые в перерыве между шутками успели рассказать немного о себе, о своей работе, сколько им лет.
– Да-а, какие они тут расслабленные и выглядят поэтому все так молодо… потому что не парятся, – делает вывод москвичка.
Ну что на это возразить? Мы рождены в другом климате, во всех смыслах, где серьезность ворует у нас молодость, а долгие зимы скрывают солнце, так щедро брызжущее светом и жизненной энергией в Кордобе около 300 дней в году… тут и сравнение делать неуместно.
Пройдя по пешеходным улицам Кордобы, где за старинными массивными дверями расположились бутики современных дизайнеров одежды, ювелирных украшений и предметов интерьера, мы встретились с такой же привлекательной женской половиной населения этой прекрасной провинции, и Ольга укрепилась во мнении, что все дело в том, чтобы «не париться». От встреченных нами мужчин и женщин здесь веяло таким расслабленным спокойствием и наслаждением от жизни в каждом ее моментальном проявлении, какого не встретишь ни в одной столице.
Переночевав в гостинице после посещения фольклорной пеньи, концерта, в котором участвовали исполнители, приехавшие со всей страны, мы ели свежую выпечку за завтраком, возбужденные неправдоподобно вкусной сдобой и впечатлениями предыдущей ночи.
– Так не просто красивые, а еще и талантливые все. Какие голоса! – не переставала восклицать обычно скептично-ироничная Ольга. В Кордобе с ней происходили какие-то волшебные метаморфозы: зимняя русская бледность без боя и обычной красноты, предшествующей загару, сменилась бронзоватым цветом лица, на котором сияли глаза, отражавшие красоту гор, города и человеческую красоту, неожиданно для нее встреченную в далекой аргентинской провинции.
А через час мы уже были в очаровательном городке Ла Фальда, с загадочным замком-отелем «Эден», знаменитым своими историческими посетителями, в числе которых был Альберт Эйнштейн, а в числе любезно приглашенных – Адольф Гитлер, которому готовы были предоставить апартаменты «Эдена» в качестве убежища. Добраться до Ла Фальды Гитлеру не довелось, и он не увидел пронзительно-синего неба этого уголка Кордобы, не вдохнул целебного воздуха, насыщенного отрицательными ионами, благотворно влияющими на нервную систему, легкие и общее состояние здоровья. Зато добрался туда Альфредо, бывший продавец подержанных автомобилей из Буэнос-Айреса, а ныне разменявший шестой десяток лет владелец чуть ли не более половины всей недвижимости этого чудесного городка.
