– Нет, не надо! – воскликнула она, когда Мюллер сделал движение, словно собираясь повернуть голову в сторону, чтобы расслабить напряженные мышцы шеи.
В ответ Эндер бросил на нее такой удивленный взгляд, как будто не он, а она стояла перед ним с воткнутым в шею секционным ножом.
– Никаких резких движений, – сказала она ему.
Линда не знала, как ей поступить – не усугубит ли она положение Мюллера, если расскажет ему обо всем, что с ним произошло? Ведь достаточно было одного неправильного поворота головы или неверного шага, чтобы его навсегда разбил паралич, если не того хуже. Однако на лбу Эндера уже начал проступать пот, да и руки у него стали слегка подрагивать. Рано или поздно шоковое состояние пройдет, а тогда вернется боль и понимание своего реального положения. Линда даже представить себе не могла, как среагирует комендант, когда обнаружит торчащий из своей шеи нож.
– На нас напали, – начала она медленно подбираться к главному.
– Кто? – выдавил из себя Эндер.
С каждым словом его речь становилась все более разборчивой.
– Мне кажется, что это был тот, на совести которого все эти трупы, – ответила Линда, кивнув в сторону секционных столов.
– Спряталась? – уточнил Мюллер.
– Да, я спряталась, – подтвердила она, подумав при этом: «Вот как-то так!»
Тогда Эндер направил луч своего фонарика на матрас возле раздвижной двери, а затем на пол, чтобы не ослепить Линду. При этом он заметил, что шнурок на его правом ботинке развязался, и хотел было нагнуться, чтобы завязать его снова.
– Нет, нет! Не делай этого! – воскликнула Линда.
– Што? – прошепелявил Мюллер.
– Убийца нанес тебе серьезную рану!
Линда решила прибегнуть ко лжи во спасение:
– Боюсь, что у тебя пробит череп или что-то в этом роде. Тебе ни в коем случае нельзя делать резких движений, наклоняться и до себя дотрагиваться. Ты меня слышишь? Не притрагиваться ни к шее, ни к голове!
– К шее? – удивился Эндер.
Линда хотела удержать его от опрометчивых движений, но не успела. Он поднял руку, пытаясь дотронуться до затылка, и коснулся рукоятки ножа.
– Что это, к дьяволу… – были его последние на удивление разборчивые слова.
Затем Эндер начал кричать. Сначала беззвучно, широко раскрыв рот, как человек, получивший удар в пах и у которого от боли перехватило дыхание, а затем все громче и гортаннее.
Несмотря на все предупреждения Линды, он, пошатываясь, боком добрел до раковины, находившейся рядом с дверью, возле которой еще совсем недавно лежал, и направил луч фонарика на висевшее там зеркало.
– Осторожно! – в последний раз попыталась предупредить Мюллера Линда, но это ничего не дало.
Эндер посмотрел на свое отражение и только тогда понял, до чего именно он только что дотрагивался. От удивления его губы сложились так, как будто он произносил букву «О», затем он часто заморгал, словно в глаз попала соринка, а потом фонарик выпал из его рук, со звоном ударившись о кафельный пол. Мюллер на мгновение застыл, словно изваяние, а затем рухнул как подкошенный.
Глава 42
– Это полная комплектация, – натужно выдохнул из себя Ингольф и, сидя на пассажирском сиденье, нажал кнопку на руле.
Двигатель завелся.
– Сто тридцать пять тысяч евро по прайс-листу. Поэтому езжайте, пожалуйста…
– Осторожно, – продолжил его фразу Херцфельд. – Да уж постараюсь как-нибудь.
Он перевел рычаг переключения коробки передач в положение «Задняя скорость» и, пробуксовывая, рванул с места прямо на дорогу.
– Стойте! – воскликнул Ингольф, хватаясь за поручень над дверью. – Не так быстро!
Херцфельд ничего не сказал и только со скрежетом переключился на переднюю передачу.
– И куда теперь? – задал законный вопрос Ингольф.
«Теперь, когда мы знаем, кто стоит за всем этим безумием?» – мысленно уточнил вопрос своего практиканта профессор.
Он мчался по плохо расчищенной дороге в направлении выезда из городка, уставившись отсутствующим взглядом на все еще частично запотевшее лобовое стекло. Вновь начался снегопад, и Херцфельда трясло от холода, несмотря на включенный обогрев салона и сидений. Однако ему было не так плохо, как сидевшему рядом с ним сыну сенатора по внутренним делам. У Ингольфа зуб на зуб не попадал, настолько сильно колотило практиканта от охватившего его озноба. Фон Аппен учащенно дышал, высунув язык, как собака, перегревшаяся от долгого лежания на солнце. К тому же он не мог пошевелить пальцами, которые сильно распухли, увеличившись в размере чуть ли не вдвое.
– Мы и так потеряли слишком много времени, – предупредил Херцфельд очередной вопрос Ингольфа и начал разгоняться на прямой как стрела дороге.
Они покинули особняк сразу после того, как высохло их нижнее белье, которое Херцфельд положил на трубы отопительного вентилятора. Практикант теперь был облачен в темно-синее трико, в каком обычно занимаются бегом трусцой. Это одеяние профессор обнаружил в спортивной сумке в багажнике «порше». Кроме того, Ингольф сидел, обмотавшись теплыми пледами, предусмотрительно приобретенными ими вместе с провизией на вокзале перед поездкой.
Херцфельд же снова надел свои джинсы, хотя в некоторых местах они и были еще влажными, но он предпочитал заработать пневмонию, чем натянуть на себя вещи Мартинека – одежду похитителя его дочери.
Или все-таки убийцы?
– Мне снова нужна зарядка для телефона, – обратился к практиканту Пауль.
Его голос звучал опустошенно, и со стороны было заметно, что он очень устал от всех событий, обрушившихся на него за последние несколько часов. Событий, которые чуть было не стоили им обоим жизни и подталкивали Пауля к страшному выводу о том, что Ханна мертва.
Ингольф протянул профессору зарядное устройство, которое Херцфельд, продолжая управлять автомобилем, смог вставить в гнездо прикуривателя лишь после нескольких попыток. Раньше, когда телефоны мобильной связи применялись в первую очередь для ведения разговоров, ими можно было пользоваться сразу после того, как их ставили на зарядку. Теперь же приходилось ждать несколько минут, пока смартфон снова будет готов к использованию. Однако это время не было потрачено зря – Пауль, гоня машину по направлению к выезду на автостраду, воспользовался им, чтобы привести в порядок свои мрачные мысли.
У профессора не было никаких сомнений в том, что именно Мартинек стоял за всем этим ужасом. Бывший коллега Херцфельда заставил заплатить страшную цену сначала тех, кого считал главными виновниками смерти своей дочери, и прежде всего Яна Эрика Задлера. Убив его, Мартинек отрезал маньяку язык, которым тот облизывал тело Лили, до того как ее изнасиловать. Затем настала очередь судьи.
«А теперь пришел и мой черед», – подумал Пауль.
