— Я? Домой поеду. Мне чертовски хочется обедать, Сонечка Блювштейн!
— Сейчас… сейчас я тебя угощу.
Золотая Ручка стала вынимать что-то из кармана.
— Шприц с ядом, Блювштейн? Вы какой употребляете? Акву тофану или кураре? У меня, например, есть отличная доза кураре. Давайте меняться, Сонечка?
Тут произошло нечто поразительное: великая еврейка, женщина, никогда не знавшая, что такое страх, замешательство, вдруг побледнела как смерть и широко раскрытыми глазами уставилась на Путилина.
— Как?! Вы и это знаете?!
— И это знаю, Сонечка…
— Слушайте, Путилин, кто вы — черт или обыкновенный человек?
Великий сыщик рассмеялся:
— Вот это я понимаю, это разговор начистоту. Я, Софья Блювштейн, ваш карающий меч.
— Что ты с ним время теряешь? — вырвалось у Котултовского. — Кончай его скорее, или мы сами перегрызем ему шею.
Шесть крепких рук держат Путилина. Он чувствует горячее дыхание озверелых людей. Оно жжет его.
— Молчать! — крикнула Золотая Ручка, сверкнув глазами. — Вы чертовски умный человек, Путилин. Я знаю, что из ваших лап не так-то легко вывернуться. Но неужели вы думаете, что вы меня возьмете?
— Возьму.
— Да ведь вы сейчас умрете? С вами покончено, Путилин!
— Повинуюсь… ваше счастье. Но слушайте, Сонечка: когда через несколько дней вы будете в моих руках, я вам отплачу сторицей.
— С того света, великий Путилин? — злобно расхохоталась Блювштейн и стала медленно подвигаться к своему гениальному противнику.
В руке она держала шприц.
— Ну-ну, Сонечка, не трусьте. Один укол — и Путилина не будет!
— Верно, верно… Я отомщу тебе за массу наших собратьев…
— Постой, Сонечка, а разве ты забыла, как я спас от каторги еврея Губермана? Ведь он обвинялся в возмутительном убийстве девочки.
Рука Золотой Ручки дрогнула, но ее замешательство длилось недолго. Все ближе и ближе подвигается она к своему заклятому врагу. Путилин уже слышит аромат ее крепких, пряных духов.
— Сюда! — громовым голосом закричал он.
Миг — и Сонечки Блювштейн не стало. Она будто куда-то испарилась или провалилась.
— Берите их! — приказал Путилин вбежавшим агентам.
Разжались руки обезумевших от страха негодяев, и они выпустили Путилина. Три обитателя тайной квартиры были арестованы.
— Ваше превосходительство! Главную-то мы и упустили! — с досадой произнесли агенты.
— Я редко кого выпускал! — спокойно ответил Путилин. — Или вы разуверились во мне?
Он стоял улыбающийся, с горящим взором.
Светлейшая княгиня Имеретинская. Барон Ротшильд
На вокзале Варшавской железной дороги царило несколько необычное для того времени оживление. Причиной его явилось событие необычайной важности: в одном и том же поезде должны были отправиться двое высокопоставленных пассажиров — ее светлость княгиня Имеретинская и барон Альфонс Ротшильд, всемирно известный миллионер. Три выездных лакея в ливреях с княжескими гербами суетливо метались по внутренним помещениям вокзала.
— Приготовить место в зале ее светлости!
— Сколько осталось времени до отхода поезда?
— Филиппов, сдай багаж!.. Ее светлость приказала осторожнее обращаться с этим сундуком.
С ними суетились и носильщики первоклассной петербургской гостиницы «Hotel de France».
— Барон сейчас уже приедет. Заказан ли кофе-гляссе? — безбожно врали по-французски русские комиссионеры отеля. — Монсир ле барон… господин Ротшильд так любит этот освежающий напиток.
Сотни взглядов, в которых светились любопытство и острое чувство зависти, провожали выездную свиту могущественных владык земного счастья. С перрона донесся первый звонок.
— Где же Ротшильд? Хоть бы глазком на него поглядеть! — неслись сдавленные возгласы.
У входа произошло какое-то движение. Выездная свита ее светлости бросилась туда стремглав. В общий зал входила великолепная дама в строгом, но стильном аристократическом туалете.
— Я не опоздала? — послышался мелодичный голос.
— О, ваша светлость, еще только первый звонок! Места для вашей светлости уже готовы.
Она шла как царица среди безмолвно и почтительно расступившихся перед ней людей.
— Барон! Барон идет!
Светлость померкла перед мешком с золотом. И такова была власть имени Ротшильда, что все, как бараны, столпились в кучу и не спускали жадных взглядов с дверей. Оттуда появился несколько сутуловатый человек, одетый в скромное серое пальто, в мягкой шляпе. Через плечо у него болталась небольшая кожаная сумка.
— Это-то и есть Ротшильд?! — пронесся общий вздох глубокого разочарования. — Батюшки! Да пальто на нем и сорока рублей не стоит…
— Дура, молчи! Аристократы всегда так, на наряды внимание мало обращают.
Хвост провожатых следовал за знаменитым банкиром, в прихожей которого, случалось, и принцы почитали за честь сидеть.
— Э-э-э… Обед был превосходный. В особенности вина … — с хрипом вырывались из его впалой груди слова.
— Ротшильд! Ротшильд!
— Смотрите, смотрите! Вот он, владыка европейской биржи!..
Он продолжал медленно продвигаться вперед, с трудом переставляя ноги. В дверях он столкнулся с ее светлостью княгиней Имеретинской.
— Простите, сударыня… — приподнял свою шляпу великий миллионер.
— Простите, сударь… — ответила ему в тон ее светлость.
Миг, один еле уловимый миг. И разошлись.
…Темно в роскошном купе Альфонса Ротшильда. Сквозь синие шелковые занавески проникает тусклый свет горящей свечи. Миллионер, парижский еврей, «золотое солнце» Европы, мирно почивает. Он, собственно, не спит, а дремлет, откинувшись на спинку бархатного дивана, смакуя дорогую гавану.
— Позвольте прикурить, милостивый государь!
Смотрит с недоумением барон Ротшильд. Перед ним ослепительная красавица, рыжеволосая, с сигаретой у рта.
— О, пожалуйста! — привстал Ротшильд, вынимая дорогие восковые спички.
— Вы Ротшильд? — очаровательно улыбнулась красавица.
Разговор шел все время на французском языке.
— Да.
— А я княгиня Имеретинская, светлейшая…
— О, я польщен знакомством с вами…
Мешок с золотом преклонился перед высоким титулом.
— Вы позволите, барон, побеседовать с вами, пока я докурю свою сигаретку? Моя бедная компаньонка не выносит табачного дыма. А я, признаться, люблю затянуться после обеда.
