Безутешные рыдания продолжали сотрясать вдову-чиновницу.
— А вот какое счастье на поверку вышло! А-а-ах!..
— Скажите, сударыня, ваша дочь часто отлучалась из дома?
— Да не особенно… Когда работу относить надо было…
— Когда в последний раз до трагического случая ваша дочь ушла из дома?
— Часов около семи вечера. Жду ее, жду — нет. Уж и ночь настала. Тоскует сердце. Ну, думаю, может, к подруге какой зашла, ночевать осталась. Ан — и утро! А тут вдруг услышала: девушку нашли мертвой у церкви Спаса. Бросилась туда. Говорят, отвезли уж куда-то. Разыскала. Взглянула — и с ног долой… Моя Леночка ненаглядная…
— Скажите, известно ли вам, что за лифом у вашей дочери были найдены сорок девять тысяч семьсот рублей?
Вдова застыла в оцепенении.
— К… как? Сколько? — обомлела она.
Путилин повторил.
— А… где же деньги? — загорелись глаза у чиновницы.
— У нас, конечно, сударыня.
— А вы… куда их денете? Я ведь мать ее, я — наследница.
Мы невольно улыбнулись.
— Нет уж, сударыня, этих денег вы не наследуете… — ответил Путилин. — Лучше вы скажите: откуда, по вашему мнению, у вашей дочери могла взяться такая сумма?
Вдова захныкала:
— А я откуда знаю, господин начальник!
Путилин сдал вдову на руки своему опытному помощнику. У нее следовало выяснить подробные сведения обо всех знакомых семьи, о тех магазинах, куда «Леночка» сдавала работу. В соответствии с этим целая рать агентов должна была отправиться на розыски по горячим следам. Но я ясно видел, что Путилин распоряжался как бы нехотя, словно не видел целесообразности в тех мерах розыска, которые сам же предпринимал. Я хорошо изучил моего гениального друга. Я чувствовал, что делает он все это скорее ради соблюдения пустых формальностей, для очистки совести.
— Позовите ко мне Х.! — отдал он приказ.
Х. был любимым агентом Путилина — силач, бесстрашный и находчивый.
— Слушайте, голубчик, сейчас мы с вами побеседуем кое о чем, — начал сыщик, затем обратился ко мне: — Поезжай, дружище, домой и жди меня ровно в восемь часов вечера. Сегодня ночью мы продолжим наши похождения. Только отпусти лакея.
В логове зверя
Стрелка часов показывала ровно восемь, когда я услышал звонок в прихожей. Я поспешно открыл дверь и попятился, удивленный: первой вошла в мою переднюю… девушка, которую я вчера видел убитой на Сенной площади. Крик ужаса готов был сорваться с моих уст, как вдруг раздался веселый смех Путилина, вошедшего вслед за девушкой.
— Не бойся, дружище, это не привидение, а всего лишь моя талантливая помощница в трудном и опасном ремесле.
— Черт возьми, Иван Дмитриевич, каждый раз ты устраиваешь какую-нибудь необыкновенную шутку! — вырвалось у меня. — Но, боже мой, какой великолепный маскарад! Точь-в-точь она! Одно лицо!
Я, детально осматривавший труп, заметил даже большую черную родинку на левой щеке девушки. Путилин был искусно загримирован, но одет в обыкновенную, сильно поношенную и подранную триковую «тройку».
— А мне в чем ехать? — спросил я.
— Да и так хорошо будет, как есть… Только помни воротник и обсыпь себя мукой или пудрой…
Я исполнил распоряжения моего друга, и через несколько минут мы вышли из квартиры. У ворот нас ждал любимый агент Путилина.
— Все?
— Все, Иван Дмитриевич.
«Малинник», знаменитый вертеп пьянства и разврата, гремел массой нестройных голосов. Если ужасы Вяземки днем были отвратительны, то неописуемые оргии, происходившие по ночам в «Малиннике», казались поистине поразительными. Все то, что днем было собрано, наворовано, награблено, — все вечером и ночью пропивалось, прогуливалось в этом месте. Тут словно бог совершенно отступился от людей, и люди, опившиеся, одурманенные зверскими животными инстинктами, находились во власти сатаны.
Когда мы подошли, стараясь идти не группой, а поодиночке, к этой клоаке, Путилин сказал:
— Барынька, вы оставайтесь здесь, с Х. Мы с доктором войдем сюда и, наверно, скоро вернемся…
Мы зашли в ужасный притон. Первое, что бросилось нам в глаза, была фигура страшного горбуна. Он сидел на стуле, свесив свои страшные изуродованные ноги. Создавалось такое впечатление, будто за столом возвышаются только огромный горб и огромная голова. Лицо горбуна было ужасно. Сине-багровое, налившееся кровью, оно было искажено пьяно-сладострастной улыбкой. На коленях его, если только можно было эти искривленные выпуклости назвать коленями, сидела пьяная девочка лет пятнадцати. Размахивая стаканом с водкой, она что-то кри— чала тоненьким сиплым голоском, но что она кричала — за общим гвалтом разобрать было невозможно.
— Горбун! Дьявол! — доносились возгласы обезумевших от пьянства и разврата людей.
Кто-то где-то хохотал животным хохотом, кто-то рыдал пьяным плачем.
— Назад! — шепнул мне Путилин.
Мы быстро, не успев обратить на себя ничьего внимания, выскочили из этого смрадного вертепа. Я был поражен. Для чего же мы отправились сюда? Какой гениальный шаг рассчитывает сделать мой друг?
— Скорее! — отдал приказ Путилин агенту и агентше, поджидавшим нас.
Нас толкали, отпуская в наш адрес непечатную брань. Кто-то схватил в охапку агентшу, но, получив могучий удар от агента Х., с проклятием выпустил ее из рук.
— Дьявол! Здорово дерется!..
Минуты через две мы очутились перед той лестницей, ведущей на «галдарейку» флигеля, по которой сегодня утром поднимался горбун. Путилин стал взбираться первым. За ним — агент Х., потом — я, последней — агентша-сыщица.
— Может быть, вам что-нибудь известно? — терзаемый любопытством, негромко спросил я девушку.
— Да разве вы его не знаете? Разве он скажет что-нибудь наперед? — ответила она загадочно.
Вот и эта галерея, вонючая, зловонная. В ней было почти темно. Только в самом ее конце из крошечного оконца лился тусклый свет сквозь мутное разбитое стекло, заклеенное бумагой. Перед нами была небольшая дверь, обитая старой-престарой клеенкой. На ней выделялся длинный засов, на нем — огромный висячий замок.
— Начинайте, голубчик! — обратился Путилин к агенту.
Послышался чуть слышный металлический лязг инструментов в руках агента Х.
— А теперь, господа, вот что… — великий сыщик обратился уже к нам. — Если замок открыть не удастся, тогда я немедленно возвращаюсь в «Малинник», а вы… вы караульте здесь. Смотрите, какое тут чудесное помещение.
С этими словами Путилин подвел нас к какой-то конуре, напоминавшей нечто вроде сарая-кладовой. Я приходил во все большее замешательство.
— Иван Дмитриевич, да объясни ты хоть что-нибудь!..
