— Молодой какой еще…
— Да, молодой, да из ранних. Шутка сказать: старуху убил, да еще к тому же поджег ее!
— Так ему, проклятому, и надо. А ежели бы да с его пожарища вся улица выгорела? Нет, братцы, таких молодчиков учить жестоко надо!
Шумит толпа, волнуется… А на помост уже вводят преступника, убийцу Александровского. Белее полотна он. Взор дико блуждает, губы что-то шепчут. Руки сзади связаны — не вывернешься!
— Братцы! — вдруг закричал он громким, дико испуганным голосом. — Вот как перед истинным говорю вам: не повинен я в убийстве старухи-ростовщицы! Не я ее убил!
Эти слова донеслись до близстоящих.
— Ишь задувает как ловко! Не повинен! А что ж тебя, мерзавец, плетьми будут бить?
Началась позорная операция совершения туалета приговоренного: палач сдернул с него рубаху, обнажив спину, а другой палач привязывал его веревкой к столбу. Приступили к чтению указа. С содроганием прислушивались мы с помощником Путилина к роковым словам. Но вот кончилось чтение. В эту секунду послышался топот бешено мчавшихся лошадей.
— Он, Путилин! Смотрите! — крикнул я помощнику.
В коляске стоял Путилин.
— Стойте! Погодите! — загремел его могучий голос.
Он держал высоко над головой бумагу, размахивая ею. Толпа замерла. Палачи остановились, в недоумении глядя на взбегающего на помост Путилина.
— Слава богу, успел! — крикнул знаменитый сыщик. — Вот приказ министра об освобождении Александровского. Отвяжите несчастного: он оказался невиновным, настоящий убийца арестован и находится в руках властей.
Это была потрясающая картина! По толпе прокатился какой-то гул. Многие головы обнажились, руки стали творить крестное знамение. Путилин подошел к Александровскому, которого поспешно отвязывали.
— Ну, поздравляю вас, голубчик, вы спасены! — с чувством произнес мой удивительный друг.
Миг — и отвязанный мнимый преступник с громким рыданием упал перед Путилиным на колени:
— Спаситель мой!
Через час мы, взволнованные, засыпали Путилина вопросами:
— Отчего ты, Иван Дмитриевич, так замешкался?
— Замешкался! Я и так силой ворвался в спальню министра и чуть не за ноги стащил его с кровати!
— Каким образом, для чего ты очутился в горящем доме Охлопковой?
— Не зная о перемене срока отсрочки и, стало быть, располагая временем, я решил устроить эффектную сцену — нашу встречу с преступником-дворником в доме убитой, на самом месте преступления. Я был убежден, что он опять явится туда в поисках спрятанных старухой денег. Осмотр мебели показал мне, что он всюду ищет клады. Спрятав его жену и полицейского, я принялся его дожидаться. И действительно, он явился, но с гигантской бутылью керосина. Очевидно, учуял во мне врага при нашей первой встрече и решил, в случае последней неудачной попытки разыскать деньги, спалить дом, дабы скрыть все следы, на которые, как он заметил, я напал. Тут я схватил его, и между нами началась отчаянная борьба, во время которой он успел ногой разбить бутыль и бросить в керосин зажженную спичку. Остальное вы видели.
— Но почему ты, Иван Дмитриевич, заподозрил дворника?
— Потому что он слишком уж вовремя заметил и задержал Александровского. Очевидно, у него уже все было совершено, и он ожидал первого посетителя к старухе-ростовщице, чтобы на него свалить свое преступление. Допрос мой убедил меня в его виновности.
— А зачем ты отправился в Хрущево?
— Я сразу подумал, что награбленные вещи и деньги, боясь держать их здесь, он отправил в деревню. Жена его как раз выехала в деревню на второй день после пожара.
Прежде чем приговор суда покарал настоящего убийцу, суд Божий поразил его: он удавился в камере предварительного заключения.
Гроб с двойным дном
Гений зла
Путилин ходил из угла в угол по своему кабинету, что бывало всегда, когда его одолевала какая-нибудь неотвязная мысль. Вдруг он круто остановился передо мной.
— А ведь я его все-таки должен поймать, доктор!
— Ты о ком говоришь? — спросил я моего гениального друга.
— Да о ком же еще, как не о Домбровском! — с досадой вырвалось у Путилина. — Как известно, вот уже целый год он играет со мной, как кошка с мышкой. Много на своем веку видел я отъявленных и умных плутов высокой марки, но признаюсь тебе, что подобного обер-плута еще не встречал. Гений, ей-богу, настоящий гений! Знаешь, я искренне им восхищаюсь.
— Что же, Иван Дмитриевич, тебе должна быть особенно приятна борьба с этим господином, поскольку вы — противники равные по силе.
— Ты ведь только вообрази, — продолжал Путилин, — сколько до сих пор нераскрытых преступлений этого короля воров и убийц отягощают мою совесть! В течение одиннадцати месяцев — три кражи на огромную сумму, два убийства, несколько крупных мошенничеств — подлогов. И все это совершено одним господином Домбровским! Он прямо неуловимый какой-то! Знаешь ли ты, сколько раз он меня оставлял в дураках? Я до сих пор не могу без досады вспоминать, как он провел меня в деле о похищении бриллиантов у ювелира Г. Как-то обратился ко мне этот известный ювелир с заявлением, что из его магазина начали часто исчезать драгоценные украшения: перстни, булавки, запонки с большими бриллиантами огромной ценности. «Кого же вы подозреваете, господин Г.?» — спросил я ювелира. «Не знаю, прямо не знаю, на кого и подумать. Приказчики мои — люди испытанные, кристальной честности, и, кроме того, ввиду пропаж я учредил за всеми самый бдительный надзор. Я не выходил и не выхожу из магазина, сам занимаюсь продажей драгоценностей и… тем не менее не далее как вчера у меня на глазах, из-под носа, исчез рубин редчайшей красоты. Ради бога, помогите, господин Путилин!»
Ювелир чуть не плакал. Я решил взяться за расследование этого загадочного дела об исчезновении бриллиантов. «Вот что, любезный господин Г., не хотите ли вы взять меня на несколько дней к себе приказчиком?» — спросил я его. Он страшно, бедняга, изумился. «Как?!» — сразу не сообразил он. «Очень просто: мне необходимо постоянно находиться в магазине, чтобы следить за покупателями. В роли приказчика мне это будет чрезвычайно удобно делать».
На другой день, великолепно загримированный, я стоял рядом с ювелиром за зеркальными витринами, в которых всеми цветами радуги переливались драгоценные камни. Я не спускал глаз ни с одного покупателя, следя за каждым движением. Вечером я услышал сдавленный крик отчаяния злополучного ювелира.
«Опять, опять! Новая пропажа!» — «Да быть не может! Что же теперь исчезло?» — «Булавка с черной жемчужиной!»
Я стал вспоминать, кто побывал в этот день в магазине. О, это была пестрая вереница лиц! И генералы, и офицеры-моряки, и штатские денди, и великосветские барыни, и ливрейные лакеи, явившиеся с поручениями от своих знатных господ. Стало быть, среди этих лиц и сегодня находился страшный, поразительно ловкий мошенник. Но в каком облике он явился? Признаюсь, это была совсем непростая загадка…
