— Так что же это значит? — протянул я ему номер газеты.
Путилин усмехнулся:
— Ах, ты про эту глупую заметку? Мало ли что врут репортеры.
— Но откуда, скажи, они могли пронюхать об истории с гробом?
— А черт их знает…
Я подивился в душе тому безразличию и спокойствию, с какими мой друг отнесся к появлению в газете сенсационного разоблачения.
— Если ты свободен, приезжай, дружище, ко мне часа в три, — сказал Иван Дмитриевич.
Итальянский ученый
Тот, кто никогда не бывал в сыскных музеях, не может себе представить, какое это мрачное и вместе с тем замечательное место! Мрачное потому, что все здесь напоминает, вернее, кричит о крови, ужасах преступлений самых чудовищных; замечательное потому, что тут вы наглядно знакомитесь со всевозможными орудиями преступлений. Какая в них собрана страшная коллекция криминально-уголовных «документов»! Чего тут только нет! Начиная от простой фомки и кончая самыми замысловатыми инструментами. На некоторых из них виднеются зловещие темно-бурые, почти черные пятна старой, запекшейся крови. Ножи, револьверы, кинжалы, топоры, веревки, мертвые петли, «ошейники», пузырьки с сильнейшими ядами, шприцы, с помощью которых негодяи отравляли своих жертв, маски, фонари с потайным светом… О, всего, что здесь находилось, немыслимо перечислить!
Тут воочию вставала пред устрашенным взором вся неизмеримая по глубине и ужасу бездна человеческого падения, человеческой зверской жестокости, жажды крови. Страшное, нехорошее это было место. Посередине комнаты стоял знаменитый гроб, обитый лиловым бархатом. Путилин бросил на него быстрый взгляд и, подойдя к нему, поправил подушку.
— Вот он, виновник моих злоключений!.. — задумчиво произнес он. — Правда, он выглядит все таким же, дружище?
— Ну разумеется. Что с ним могло сделаться? — ответил я, несколько удивленный.
— Ну, а теперь мне надо с тобой поговорить…
— Великолепно. Ты только скажи мне, для чего ты заказал вчера несчастному гробовщику второй гроб с двойным дном?
Путилин рассмеялся:
— Да так, просто фантазия пришла. Наказать его захотел.
Конечно, это объяснение меня не удовлетворило. Я чувствовал, что сделано это моим другом неспроста. Но для чего? Я, однако, решил об этом у него не допытываться.
— Так в чем дело?
— А вот видишь ли, не улыбается ли тебе мысль сделаться на сегодня, а может быть, и на завтра, сторожем нашего музея?
Я от удивления не смог выговорить ни слова.
— Если да, то позволь мне облачить тебя вот в этот костюм.
С этими словами Путилин указал на форменное платье сторожа-курьера, приготовленное им, очевидно, заранее.
— Тебе это надо? — спросил я моего друга.
— Лично мне — нет. Я хочу доставить тебе возможность насладиться одним забавным водевилем, если… если только, впрочем, он состоится. Говорю тебе откровенно, я накануне генерального сражения.
Я ясно видел, что Путилин был действительно в нервно-приподнятом настроении.
— Но ты, конечно, дашь мне инструкции соответственно моей новой профессии, вернее роли? Что я должен делать?
— Ты останешься здесь. Лишь только ты услышишь первый звонок, придешь ко мне в кабинет. А там я тебе все быстро объясню.
Я начал переодеваться и вскоре превратился в заправского курьера-сторожа. Мой друг напялил мне на голову парик, прошелся рукой искусного гримера по моему лицу, а затем внимательно оглядел меня с ног до головы.
— Честное слово, доктор, ты делаешь громадные успехи!
И покинул меня. Прошло около часа. Я чувствовал себя, откровенно говоря, чрезвычайно глупо. В сотый раз осматривал я знакомые мне до мелочей страшные экспонаты музея. Послышался звонок. Я быстро вошел в кабинет моего друга, миновав ряд комнат. Я видел, с каким изумлением глядели на меня обычные сторожа сыскного управления.
— Откуда этот новенький появился? — доносился до меня их удивленный шепот.
В кабинете перед Путилиным стоял его помощник, что-то ему объясняя. В руках начальника полиции была большая визитная карточка, которую он рассматривал, казалось, с большим вниманием. При моем появлении помощник Путилина взглянул на меня с недоумением.
— Вы разве не знаете нашего дорогого доктора, — воскликнул тот, — постоянного участника наших похождений?
Помощник расхохотался:
— Да не может быть! Вы?!
— Я.
— Ну и чудеса начинают у нас твориться!
— Скажи, пожалуйста, ты никогда не слыхал о таком господине? — спросил меня Путилин, подавая визитную карточку, которую держал в руке.
Я взял карточку и прочел:
«Профессор Этторе Люизано,
член Римской академии наук,
заведующий кафедрой судебной медицины.
Рим».
— Не знаю… — ответил я.
— Скажите, голубчик, чего домогается этот господин? — обратился к помощнику Путилин.
— Он на плохом французском языке обратился ко мне с просьбой осмотреть — научных целей ради — наш криминальный музей. Наговорив кучу любезностей в адрес нашего блестящего уголовного сыска, он заметил, что в осмотре подобных музеев ему не было отказано ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции.
— Вы сказали ему, что разрешение на осмотр музея посторонним лицам зависит от начальника, а что начальник, то есть я, в настоящее время болен?
— Сказал. На это он ответил, что обращается с этой просьбой ко мне как к вашему заместителю.
Путилин забарабанил пальцами по столу и выдержал довольно продолжительную паузу.
— Как вы думаете, разрешить ему осмотр?
— Почему бы нет? Неловко… Нас и так дикарями за границей считают.
— Хорошо. Теперь слушайте меня внимательно, голубчик: в середине осмотра вы должны выйти из комнаты под предлогом того, что возникла необходимость дать экстренные распоряжения. Идите! Вы впустите этого чудака профессора не ранее, чем я подам вам свой обычный условный звонок.
Помощник удалился.
— Слушай же и ты, докториус: сию минуту ступай туда, и лишь только во время осмотра мой помощник удалится, ты немедленно выйди за ним следом. Понял? Профессор на секунду останется один. Следи за часами. Ровно через две минуты иди в музей.
Я следил за часовой стрелкой. Минута… вторая… Я быстро направился в «Музей преступной деятельности». Он был пуст. Я встал у дверей. Где-то послышался звонок. Почти в ту же секунду дверь антропометрического музея распахнулась, и в сопровождении идущего впереди помощника Путилина появилась фигура итальянского ученого-профессора. Это был тип настоящего ученого: высокий, сутуловатый, с длинными седыми волосами, в огромных темных очках на носу.
