— Смотри, доктор, — обратился он ко мне, — кто бы мог подумать, что евреи кормят собак костями от свиного окорока!
Путилин, улыбаясь, держал большую обглоданную кость. Потом, подняв глаза, посмотрел на забор.
— Однако здоровый забор! Чуть не полторы сажени в вышину. И с гвоздями наверху. Да, через такой не перескочишь!..
Медленно, шаг за шагом, он стал обходить его, пробуя каждую доску.
— Крепко… крепко… — шептал он.
Вдруг его рука, которой он с силой надавливал на забор, провалилась, и мой друг слегка покачнулся, подавшись вперед.
— Что с тобой? — бросился я к нему.
— Ничего особенного. Одна доска в заборе оказалась оторванной. Смотри. — Путилин нажал на доску рукой, и она совершенно свободно вылезла вперед, держась на верхних гвоздях.
— А ну-ка, не пролезу ли я в это отверстие? — усмехнулся Иван Дмитриевич. — Попробуй и ты.
Хотя и с трудом, но мы оба протиснулись в дыру и вскоре очутились по ту сторону забора.
Перед нами было пустынное место, не то поле, не то огород. Липкая густая грязь — почва, очевидно, была глинистая — покрывала все это унылое место. Мой гениальный друг низко склонился над землей, словно стараясь разглядеть, отыскать что-то.
— Так… так…
— Ты что-нибудь нашел, Иван Дмитриевич? — тихо спросил я его.
— Кое-что… Ступай за мной.
Мы прошли несколько десятков саженей. Вдруг он остановился и показал мне рукой на небольшой домик в два окна.
— Скажи пожалуйста, домик! Я думал, на этом пустыре нет никакого жилья… Окна темные. Интересно знать, обитаем он или нет…
Великий сыщик еще ниже склонился над землей, внимательно во что-то вглядываясь.
— Стой там, где стоишь! — бросил он мне и утонул во мраке темной ночи.
Дважды я заметил мелькание света от его фонаря. Прошло минут пять-десять. Тревожно-тоскливое чувство овладело мною. Незнакомый город… Это мрачное место… Это загадочно-отвратительное убийство несчастного ребенка…
— Ну, вот и я! — снова раздался голос Путилина. — Таинственный домик сейчас пуст, но обитаем. Мне пришла в голову странная фантазия, доктор, проникнуть внутрь этого жилища. Что скажешь?
— Как? В чужой дом?
— Именно.
— Но для чего?
— А это другой вопрос, на который я не сумею ответить тебе определенно, ибо… ибо еще только зондирую почву.
— Но подумай, ведь тебя могут счесть за разбойника?
— Очень может быть. Но я ведь ничего у них не украду. Однако довольно шутить. Дело в следующем. Мы должны составить маленький план. Слушай: сейчас же поезжай с моей карточкой к моему почтенному коллеге и скажи, что я прошу его отрядить с тобой двоих его агентов, для того чтобы они продежурили часть ночи во дворе губермановского дома. На его вопрос, где я нахожусь, ответь, что ничего не знаешь. Вы втроем будете стоять близ забора. Им о проходе ни звука. Лишь только ты услышишь мой сигнальный свисток, немедленно веди их через отверстие и бегите к этому домику. До свидания, доктор!
— А если свистка не будет?
— Тогда дожидайтесь моего появления.
— Ах, Иван Дмитриевич, не сносить тебе буйной головушки! — в тревоге за своего великого друга воскликнул я.
— Ну уж во всяком случае не в Минске мне ее сложить! — тихо рассмеялся он.
Прежде чем рассказать вам о том, как я с двумя агентами принимал участие в событиях этой памятной мне страшной ночи, приведу вам рассказ моего гениального друга с его слов.
Желтые туфельки. Ритуальная чаша. В подвале с глазу на глаз
Я, рассказывал Путилин, внимательно обошел крохотный домик, стараясь изыскать способ незаметнее и легче в него проникнуть. Непреодолимая сила влекла меня туда. Какой-то таинственный голос властно шептал мне: «Иди туда, иди туда!»
Дверь была закрыта на засов, на нем болтался большой висячий замок. При мне не было инструментов, с помощью которых я мог бы открыть дверь. Мне ничего больше не оставалось, как влезть в таинственный домик через окно. Так я и поступил. Тихо разбив окно, я через секунду очутился в темной комнате. При свете своего фонаря я огляделся. Это была большая грязная комната, в которой, кроме стола, трех стульев и постели, не было больше совсем ничего. Рядом с этой комнатой находилась другая, поменьше, совершенно пустая.
Быстрым взглядом окинув все это, я поспешно опустил на разбитом окне жалкое подобие занавески — выцветший кусок ситца и вновь с удвоенной энергией принялся осматривать две жалкие конуры. Ничего, абсолютно ничего подозрительного. А между тем… между тем ведь мужские следы совершенно ясно были замечены мной от выломанной — специально — доски забора губермановского дома вплоть до дверей этого домика. Кому было надо совершать путешествие по этому пустырю? И почему обитатель таинственного жилища проник столь воровским образом во двор еврея-ростовщика?
Размышляя, выстраивая нить рассуждений, я вдруг запнулся ногой за какой-то неровный скользкий предмет. Мой фонарь осветил его. Это было железное кольцо, вделанное в люк подпола. Сердце радостно забилось у меня в груди. Победа, победа! Авось там найдется улик хоть на йоту. Я рванул за кольцо и приподнял люк. Вот и лесенка — маленькая, узенькая. Не раздумывая ни секунды, я стал спускаться по ней в подпол… Одна, две, три, четыре ступени. Я на земляном полу!
Но лишь только я осветил фонарем пространство подпола, как крик ужаса вырвался у меня. Одной ногой я впотьмах угодил в большой жестяной таз-чашу, полный крови. Я в ужасе выдернул ногу. С нее стекала, капля за каплей, кровь… Дрожь пронизала меня всего. Я низко склонился над страшной чашей, и тут мне бросились в глаза маленькие желтые туфельки, белое платьице, синяя жакетка, шляпка. У меня, старого опытного волка, видавшего всяческие виды и ужасы, горло перехватило спазмом. Я не мог отвести взгляда от этих вещей. Передо мной с какой-то поразительной наглядностью встал образ бедной белокурой девочки с ее страшными ранами.
Еще минута — и я разрыдался бы. Я, Путилин, не знающий, что такое нервы и слабость воли! Страшным усилием я взял себя в руки и стал искать еще что-нибудь «интересное» для храма богини Фемиды. Рядом с чашей, на дощечке, лежал блестящий предмет. Я взял его, и он задрожал в моих руках. Это было длинное круглое прямое шило, все темное от запекшейся крови.
И тут меня пронзила мысль: «Так какое же это убийство? Ритуальное, действительно ритуальное или же подделка под него?» Но я сразу же осудил себя за нелепость этой мысли. Легенда о ритуальных убийствах гласит, что выпускаемая кровь употребляется евреями. А тут… тут ее целая чаша. Стало быть, я был прав, прав!.. Огромная радость охватила меня. Я спасу бедного еврея, над которым тяготеет это страшное обвинение!
«Дзинь… трр… трр…» — донеслось до меня. Я услыхал, что дверь проклятого домика уже раскрывается. Быстрее молнии я бросился по лестнице и закрыл над собой дверцу люка.
