Путилина поволокли из саней. Он, качнувшись несколько раз, вдруг обратился к рыжему трактирщику:
— А… а шампанское есть у тебя, дурак?
— Так точно-с, ваше сиятельство, имеется для именитых гостей, — поспешно ответил мерзавец.
До сих пор, господа, не могу я забыть той страшной усмешки, которая искривила лицо рыжего трактирщика. Клянусь, это была улыбка самого дьявола!
«Что будет? Что будет? Ведь идем мы на верную смерть!» — пронеслось у меня в голове.
В волчьей яме. Двенадцатая голова. На волосок от смерти
В первую минуту, когда мы только вошли в ужасный трактир, ровно ничего нельзя было разглядеть. Клубы удушливого табачного дыма и будто банного пара колыхались в отвратительном воздухе, наполненном ужасным запахом водочного и пивного перегара и острыми испарениями — потом — от массы давно не мытых человеческих тел.
Уверяю вас, господа, это был один из кругов ада! Какое-то дикое звериное рычание, дикий хохот, от которого, казалось, лопнут барабанные перепонки, визг бабьих голосов, самая циничная площадная ругань — все эти звуки, соединяясь в одно целое, давали поистине адскую смесь.
— Сюда пожалуйте, сюда, ваше сиятельство! — предупредительно позвал нас рыжий негодяй к большому угловому столу.
Мало-помалу я свыкся с туманом, колышущимся в этом вертепе. Огромная комната… Столы, крытые красными скатертями… лавки… табуреты… Посередине — длинная стойка-буфет, заставленная штофами с водкой, чайниками, пивными бутылками. Почти все столы были заняты. За ними сидели пьяные мерзкие негодяи, вся накипь, вся сволочь, все подонки столичного населения. Кого тут только не было! Беглые каторжники, воры-домушники, мазурики-карманники, коты тогдашней особенной формации, фальшивомонетчики. У многих на коленях сидели женщины. Что это были за женщины! Обитательницы «Малинника» из Вяземской лавры, молодые, средних лет и старые, они взвизгивали от чересчур откровенных ласк своих обожателей.
— Ва-ажно, Криворотый! — стоял в воздухе адский хохот. — Ну-ка, ну-ка, хорошенько ее!
А Криворотый, саженный парень с пропитым лицом, зверски стискивал в объятиях какую-то молодую женщину.
— Ах, ловко! Ах, ловко!
— Ой, пусти! Ой, бесстыдник… — вскрикивала женщина.
В другом месте делили награбленное.
— Я тебе… голову раскровяню бутылкой, коли ты со мной по-хорошему не поделишься!
— Молчи, проклятый! — хрипел другой голос. — Получай что следует, пока кишки тебе не выпустил!
Сначала за общим гвалтом и дымом наше странное появление многими не было замечено. Но вот мало-помалу мы сделались центром всеобщего изумленного внимания.
— Эй, мошенник, шампанского сюда! — громко кричал Путилин, раскачиваясь из стороны в сторону.
Его роскошная бобровая шуба распахнулась, на жилете виднелась чудовищно толстая золотая цепь. Я, с тревогой сжимая рукоять револьвера, следил за аборигенами этой вонючей ямы. Боже мой, каким алчным и страшным блеском горели их глаза! Я стал прислушиваться.
— Что это за птицы прилетели?
— Диковинно что-то…
— А что, братцы, не сыщики ли это к нам пожаловали?
— А и то, похоже что-то…
— Вынимай скорее карты! — тихо шепнул мне Путилин.
Я быстро вытащил колоду.
— Ардальоша! Сыграем партийку? — громко проговорил я на всю страшную комнату.
— Д… д… давай! — заплетающимся языком ответил Путилин и, выхватив из бокового кармана пачку крупных кредиток, бросил ее на стол.
— Ваше сиятельство, отпустите нас! Извольте рассчитаться… Мы свои заплатили… — в голос пристали к Путилину «лакеи от Бореля» — агенты сыскной полиции.
— Пошли вон, канальи! — пьяным жестом отмахнулся от них гениальный сыщик.
Теперь в зале воцарилась томительная тишина. Все повставали со своих мест и стали подходить к нашему столу. Вид денег — и таких крупных — совсем ошеломил местных обитателей. Только что я принялся сдавать карты, как Путилин пьяным голосом закричал:
— Н… не надо! Не хочу играть! Кралечку хочу, какую ни на есть самую красивую! Нате держите, честные господа-мазурики!
И он швырнул столпившимся ворам и преступникам несколько ассигнаций.
— Сию минуту, ваше сиятельство, прибудет расчудесная краля! — подобострастно доложил рыжий содержатель трактира-вертепа. — Останетесь премного довольны!
И минуты не прошло, как перед нами предстала красавица в буквальном смысле этого слова. Когда она появилась, все почему-то почтительно перед ней расступились. Это была она, героиня путилинского триумфа, — среднего роста роскошно сложенная женщина. Высокая упругая грудь. Широкие бедра. Роскошные синие — удивительно синие — глаза были опушены длинными черными ресницами. Красивый нос, ярко-красные губы, зубы ослепительной белизны. Из-под дорогого белого шелкового платка волосы прихотливыми прядками спускались на прелестный белый лоб. Это была настоящая русская красавица — здоровая, манящая, как-то невольно притягивающая к себе. Она, насмешливо улыбаясь, подошла к Путилину:
— Ну, здравствуй, добрый молодец!
— Ах! — притворно всхлипнул Путилин.
Пьяно-сладострастная улыбка, блаженно-счастливая, осветила его лицо. «Как гениально играет!» — невольно подумал я.
— Эй, рыжий пес, ну… ну, спасибо! Разодолжил! И вправду чудесную к… кралю предоставил. На, лови сей момент сотенную! Эх, за такую красотку и сто тысяч отдать не жалко!
— А есть ли у тебя эти сто тысяч? — кладя свои руки на плечи Путилина, спросила красавица.
— На! Смотри!
Путилин выхватил толстый бумажник и раскрыл его перед царицей «Расставания».
— Видишь? Ну все отдам за ласку твою!
Пьяный гикающий вопль огласил вертеп.
— А вам, брат… братцы, тысячу пожертвую, помните, дескать, о купце Силе Парфеныче, который кралечку в смрадном месте отыскал!
Я не спускал взора ни с Путилина, ни с этой красавицы. Я видел, как Путилин быстро-быстро скользнул взглядом по ее рукам, на пальцах которых еле виднелись зажившие порезы. Видел я также, каким быстрым как молния взглядом обменялась красавица с тремя огромными субъектами в куртках и барашковых шапках.
— В… вот что, хозяин! — чуть качнувшись, выкрикнул Путилин. — Держи еще сотенную и угощай всех твоих гостей! Я сейчас с раскрасавицей пойду… Эх, дорогая, как звать-то тебя?
— Аграфена! — сверкнула та плотоядно глазами.
— А я скоро вернусь. Часика этак через три, а может, и раньше. Поедешь со мной, Грунечка?
— Зачем ехать… Мы лучше пешком дойдем. Домишко мой убогий близко отсюда находится. Перины мягкие, пуховые… водочка сладкая есть… Эх да размолодчик-купец, сладко тебя пригрею! Заворожу тебя чарами своими, обовью руками белыми, на грудях моих пышных сладко уснешь ты…