Небольшая, лично подобранная «команда Кодзимы» в поте лица трудилась над тем, чтобы разработать визуальный облик игры – крутой, но принимающий во внимание ограничения, накладываемые PlayStation. Когда новую Metal Gear придумывали, 3D-игры были еще редкостью, но к 1996 году конкуренция накалилась; а значит, чтобы быть первыми, нужно проявить изобретательность. Место действия игры Кодзима выбрал до того, как команда полностью разобралась в начинке системы, но эти идеи можно было масштабировать по необходимости. Чтобы сцены были кинематографичнее, команда разработала особый моушен-блюр – визуальный эффект, слегка размывающий изображение, скрывая торчащие пиксели и полигоны. Этот же эффект позволил выводить отдаленные объекты из фокуса, а художники теперь могли управлять тем, насколько грязно, тускло и мрачно выглядел мир. Кодзима был в восторге. Такого в играх раньше никто не делал.
Игра требовала терпения и внимания к окружению, поэтому окружение само по себе должно было стать персонажем, способным приковать к себе это самое внимание. Иначе игрок либо заскучает, либо ему будет слишком просто бегать по карте не задумываясь. Холодная ночь на Аляске подходила идеально: снежинки на воющем ветру; скрип снега под ногами; лужицы воды там, где потеплее; заснеженные охранники – зевающие, шмыгающие носами, чихающие, потягивающиеся и готовые задремать. Все должно было играть в унисон.
В команде хватало неопытных разработчиков – умных, но не обученных делать все «как надо». Это идеально подходило Кодзиме: он не желал иметь дела с косными ветеранами, которые спорили бы с ним, продвигая свои представления о том, как «полагается» делать то или это. Этот выматывающий процесс он оставил далеко позади. Теперь ему нужна была свежая кровь – люди с оригинальным мышлением, которые все равно слушались бы его.
Не то чтобы он специально искал аутсайдеров. Изначально Кодзима чуть не загнал себя в гроб, пытаясь самостоятельно заниматься всем: и гейм-дизайном, и скриптованием, и 3D-анимацией – затем лишь, чтобы не включать в процесс посторонних из других отделов Konami. Но это был не простенький квест, который можно заскриптовать в одной программе. Ему пришлось прибегнуть к своему продюсерском таланту, подбирая сотрудников из многих мест, и увеличить команду до тридцати человек, не считая плейтестеров-аутсорсеров. По сравнению с конкурентами, делавшими соизмеримые проекты, этого все равно было мало, но Кодзима предпочел небольшую команду, в которой он сможет держать руку на пульсе всех процессов, даже если это означает, что разработка займет чуть больше времени. Зная всех членов команды и их конкретные дела, он мог собирать обратную связь, четко излагать свои требования, делегировать задачи, следить за всем и влиять даже на сущие мелочи вроде толщины двери.
В KCEJ было ровно столько взаимопомощи и компромиссов, сколько надо.
КАПЛЯ ТЩЕСЛАВИЯ
Впрочем, не все были с этим согласны. Кодзима бывал чудовищным занудой и несоразмерно много придирался к мелочам, что стоило времени. Он отказывался от решений, которые могли бы ускорить процесс, – например, передать часть задач по анимации сторонней компании, специализировавшейся на этом; пришлось бы подвинуться в режиссерском кресле. Идеального глянца требовали даже побочные локации, не игравшие важной роли, вроде офиса, в котором каждый стол с компьютером непременно должны быть уникальными – просто на случай, если кому-то из игроков захочется проверить. В одном интервью глава отдела анимации отмечает, что в игре есть кусок ткани, который анимировали целую неделю, хотя он лишь дважды и очень коротко мелькает в финале. Кодзима воображал, что игра отыщет аудиторию, готовую внимательно разглядывать каждую деталь и восхищаться, как сам он поступал с любимыми фильмами.
Большинство продюсеров не занимаются плотно самой разработкой, а в основном решают вопросы, связанные с ее деловой стороной; их волнуют встречи, бюджет, наем, увольнения, маркетинг. Кодзима же настойчиво хотел быть творцом в полном смысле этого слова. Он не раз признавался в интервью, что видел себя эдаким Дэвидом Линчем. Линч славится тем, что бывает педантичен, не задумывается о бюджете и ожиданиях широкой аудитории. Его работы стали культовыми и снискали любовь критиков отчасти и потому, что он не опускается до уровня массового зрителя. У него есть авторский стиль; кому-то он нравится, кому-то нет, но в индивидуальности ему точно не откажешь.
Кодзима верил в свой авторский стиль и не задумывался о бюджете. Он полагал, что заслужил право делать что хочет и как хочет.
Первую половину рабочего дня Кодзимы занимали встречи и переписка, посвященные всем аспектам разработки; вторую – сценарная работа и планирование. В промежутках он поглядывал на то, чем занимаются его сотрудники, и давал им обратную связь. Такой ритм работы означал, что он задерживался допоздна и возвращался домой, когда сын уже спал. Он бывал на работе по выходным – и в итоге перестал делать перерывы, а вместо этого приглашал семью в офис. Подгоняла его и Resident Evil (1996) от Capcom: этой игре удалось сделать многое из того, что, по его мнению, должно было перевернуть игровую индустрию.
Быть может, самым странным следствием всей этой тяги к контролю оказалась поездка в Ирландию. Когда Кодзима сказал композитору игры и автору ее главной темы, Рике Муранаке, что хочет услышать нечто «совершенно уникальное» на языке, который он даже опознать бы не смог, она предложила использовать аутентичное кельтское пение. Муранака была специалистом по этнической музыке, а Кодзима вообще ничего не знал о рабочем процессе в этой сфере, но это не помешало ему на каждом этапе давать свои комментарии и советы. Так они туда и поехали, захватив с собой жену Кодзимы. Рика прекрасно говорила по-английски и у нее были связи в индустрии, так что она быстро отыскала исполнителей и показала Кодзиме, что имела в виду. Его собственный авторский подход ни на каких знаниях не основывался, но, к счастью, договориться по поводу музыки оказалось несложно, и поездка получилась расслабленной. Как и полагается типичному японскому туристу, Кодзима припомнил стереотипы про ирландцев и потребовал, чтобы компания отправилась в паб выпить пива «Гиннес» и перекусить. Муранака согласилась – а потом созерцала, как Кодзима пошел просить у жены деньги на карманные расходы. На великого гения он пока что не походил.
А вот талантливый художник Едзи Синкава не боялся спорить с начальником. Ему было велено нарисовать Снейка человеком лет пятидесяти, отстраненным и элегантным, как и полагается герою столь любимых Кодзимой историй про частных сыщиков, борющихся с преступностью. Синкава идею отверг. Он сказал, что Снейку лучше быть молодым и энергичным, потому что так круче. Кодзима поразмыслил – и велел сделать Снейка мужчиной между двадцатью и сорока, с гибким мускулистым телом, как у Жан-Клода Ван Дамма, но «кошачьим» и «сильным» лицом, как у Кристофера Уокена
[66]. Не типаж Шварценеггера, подчеркнул он. Если прищуриться, сходство с Уокеном можно увидеть на анимированном портрете, который появляется во время звонка по «Кодеку». Этот портрет тоже нарисовал Синкава.
