К счастью, пока Бранд и его конкуренты расхаживали по европейским дворам с образцами noctiluca, или «ночного света», в закупоренных пузырьках, некоторые ведущие ученые той поры сумели сделать необходимые записи и провести собственные исследования, на основании которых начали появляться довольно четко и ясно написанные рецепты. Пожалуй, самый ясный и вразумительный из них был опубликован в 1726 г. в ходе обнародования бумаг Роберта Гука, одного из первых членов Королевского Общества, через 23 года после его смерти.
Возьмите определенное количество мочи (для одного эксперимента не менее 50 или 60 полных ведер). Пусть она отстаивается в одной или нескольких бочках или в хогсхеде
[19] из дуба до тех пор, пока не начнет разлагаться и пока в ней не заведутся черви, что обычно происходит через 14 или 15 дней. Затем некоторую ее часть перелейте в большой чайник и поставьте на сильный огонь и, пока она будет кипеть и испаряться, постоянно доливайте туда мочу из бочки до тех пор, пока в конце концов от нее не останется клейкая масса или, точнее, вещество, напоминающее твердый уголь или корку. Подобного состояния можно достичь, если хорошо следить за огнем, за два или три дня, в других случаях на это может уйти две недели или даже больше. Затем возьмите названную массу, разотрите ее в порошок, добавьте в нее немного чистой воды примерно в 15 пальцев высотой или в четыре раза больше, чем порошка, и кипятите их вместе в течение четверти часа. Затем процедите жидкость через шерстяную ткань; то, что останется на ткани, можно выкинуть, а процеженную жидкость нужно взять и кипятить до тех пор, пока она не превратится в соль, чего можно достичь за несколько часов.
После этого оставалось лишь добавить немного Caput Mortuum (или «мертвой головы», «которую можно найти в любой аптеке») к соли и выдержать полученную массу в спирту, «чтобы в результате образовалась кашица».
Затем выпаривайте все в теплом песке, пока не останется красная или красноватая соль. Возьмите названную соль, положите ее в реторту, поставьте на огонь, в течение первого часа небольшой, в течение второго часа сделайте его чуть больше, в течение третьего – еще больше, четвертого – еще больше, и таким образом продолжайте на протяжении 24 часов. Иногда благодаря силе огня 12 часов бывает достаточно. Как только вы увидите, что полученное вещество стало белого цвета и светится огнем и больше нет вспышек и порывов ветра, время от времени выходящих из реторты, значит, ваша работа закончена. И вы можете собрать Огонь с помощью пера или соскоблить его ножом там, где он прилип к реторте.
Огонь лучше всего сохраняется в свинцовом сосуде, закрытом от воздуха. Но для показа его также помещают в стекло, в воду, где он будет светиться в темноте…
Это начинало приобретать поистине эпические масштабы. Пятьдесят или шестьдесят ведер мочи… Многовато для начала. Сколько же времени мне потребуется, чтобы произвести такое ее количество? Однако я решил, что у меня есть шанс повторить данный эксперимент в несколько меньшем масштабе. В одном ведре мочи – которое можно собрать за три дня – будет содержаться примерно четыре грамма фосфора. И такого количества, если только мне удастся его выделить, будет больше чем достаточно, чтобы «зажечь Огонь».
Первый вопрос был: какую мочу собирать? В медицинских справочниках говорится, что она должна быть «соломенного цвета», как будто всем хорошо известен цвет соломы. По-видимому, имеются в виду типичные регулярные истечения цвета белого совиньона? Я решил, что надежнее всего будет воспользоваться первой утренней мочой, скорее напоминающей шардоне. Мне почему-то казалось, что в ней должно быть больше растворенных веществ. Я собрал четыре литра мочи и оставил ее в открытом сосуде в саду испаряться. Поначалу она источает сильную вонь, но постепенно отвратительный запах рассеивается, и жидкость приобретает насыщенный коричневый цвет эля. С немалым облегчением я отметил, что в ней не завелось никаких червей, и не только потому, что я не испытывал особого желания вылавливать их из гниющего концентрата, но прежде всего потому, что убедился: моя моча не заражена никакой посторонней органикой, и я смогу обойтись без нескольких стадий очищения жидкости, которые были совершенно необходимы в XVII столетии. После нескольких недель выпаривания на солнце вся жидкость испарилась, и у меня осталось 22 грамма почти лишенного запаха кристаллического осадка цвета опилок. Это, как я рассчитывал, и была та самая красноватая соль, о которой писал Гук.
Теперь я был готов начать длительный процесс прогревания. Требовалось более профессиональное лабораторное оборудование и помощь. Помощь я получил от Эндрю Шидло, одного из моих бывших преподавателей химии. Эндрю – обладатель множества самых разнообразных талантов. Я помню, как посреди урока он мог достать свою цыганскую скрипку и начать наигрывать на ней или взяться за пересказ каких-нибудь расхожих советов по разведению пчел или уходу за автомобилем. Но к моим занятиям из всех его способностей в первую очередь отношение имели познания в истории алхимии. Он был автором сочинения о Михаэле Сендивогиусе, польском алхимике, по всей вероятности, открывшем кислород в начале XVII столетия и применившем его в первой подводной лодке голландца Корнелиуса Дреббеля, которая пересекла Темзу в 1621 г. Эндрю говорит на чрезмерно четком английском с едва заметным польским акцентом и своих бывших учеников неизменно именует профессорами. Он сразу же преисполнился энтузиазма по поводу моей попытки воспроизвести тот давний эксперимент по выделению химического элемента и предложил несколько различных ингредиентов, которые могли бы оказаться полезными в нашем предприятии и не в последнюю очередь немного высококачественного порохового угля, который он собственноручно изготовил из ивовой древесины.
Мы растерли немного осадка от моей мочи в ступке и пересыпали в пробирку для нагревания. Пробирка соединена с аппаратом, который позволит нам собрать любой дистиллят и определить любые выходящие оттуда газы. Летучий материал, включая все разновидности фосфора, должен конденсироваться во второй пробирке, газы же будут выходить через воздушный клапан. Мы установили две бунзеновские горелки у основания пробирки с веществом, зажгли их, довели огонь до максимальной силы и стали ждать. Поначалу выходит немного водяных паров, за которыми следуют густые желтые клубы, видом и запахом напоминающие горящий табак. «Очень загадочно, – замечает Эндрю с присущей ему демонической интонацией. – Должапен сказать, это чрезвычайно странный эксперимент». Названные пары конденсируются в виде бурого смолистого вещества, похожего на то, которое образуется при сжигании многих форм органической материи подобным контролируемым способом. У клапана появляются легкие облачка белого пара. Не пентоксида ли фосфора, продукта окисления фосфора? С помощью лакмусовой бумажки мы устанавливаем, что это, к сожалению, щелочь. Еще один быстрый тест с применением соляной кислоты подтверждает, что мы имеем дело с аммиаком. Мы остужаем плотный осадок в пробирке. Теперь он приобрел темно-серый сланцевый оттенок. Анализ по окраске пламени – крупинка плотного осадка кладется на платиновую проволоку и помещается в горячее голубоватое пламя – демонстрирует характерную желтую окраску натрия и более слабый карминно-красный цвет кальция. Эндрю воспользовался ситуацией, чтобы провести для меня мастер-класс по аналитической химии, перемежаемый тирадами против ужасного состояния, в котором ныне пребывает химическое образование: школьные дворники стараются выкинуть на помойку самую разную весьма полезную аппаратуру, которую они неизменно считают хламом; учащимся не разрешается самим проводить никакие эксперименты; а если что-то все-таки разрешается, то лишь в объеме одного урока – ограничение, исключающее эксперименты, подобные нашему.
