Как бы то ни было, кислород оказался в центре химии и со временем приобрел значимую символическую роль в нашем языке. Это произошло не мгновенно, как в случае с электричеством. Писатели-романтики сразу уловили драматический и метафорический потенциал гальванизма. «Франкенштейн» Мэри Шелли всего лишь самое знаменитое литературное произведение из огромного множества ему подобных, вдохновленных новым пониманием электричества. Но они черпали вдохновение и из новой химии. Там, где Шекспиру приходилось довольствоваться «благоуханным воздухом» и «зрелым дыханьем лета», поэты XIX столетия могли воспользоваться образцом концентрированной эссенции воздуха и жизни и даже ввести их в свой лексикон. Кольридж посещал лекции Дэви – он приходил, по его словам, с целью «увеличения набора метафор» – и однажды наблюдал, как эфир «ярко горит на воздухе, но – о! – каким прекрасным пламенем он вспыхивает в чистом кислороде». В другом случае он обратил внимание на то, как с помощью электричества получают кислород и водород из воды. Тем не менее романтики, прекрасно знавшие об открытии кислорода и его роли в жизни, в своей поэзии о нем практически не упоминают. Стихотворения типа «Оды западному ветру» и «Жаворонка» Перси Биши Шелли полны упоминаний о жизнь дарующих воздухе и воде, о голубом и зеленом цветах, с которыми мы встречаемся в природе, однако кислород при этом никогда не называется по имени. Возможно, романтики исходили из того, что их читатели не так хорошо знакомы с последними достижениями науки. Но скорее всего, они отвергали название нового элемента из-за его непоэтичности – длинное слово парадоксальным образом лишало стихи дыхания. Гораздо позднее Роджер Мак Го решил названную проблему, воспользовавшись в своем стихотворении «Кислород» химическим символом элемента, похожим на облачко дыма. В последней его строке, изображающей предсмертные вздохи человека, они переданы с помощью последовательности из уменьшающихся в размере восьми «О».
Каким же образом кислород стал метафорой для «живительной силы и энергии» в таких примерах его употребления, как в характеристике, которую викторианский поэт Фрэнсис Томпсон дал Шелли: «Самая тусклая искорка образа разгорается ярким пламенем, напоенная кислородом его гения» или как в клятве, которую дала Маргарет Тэтчер (сама одно время работавшая химиком), перекрыть террористам «кислород гласности»?
Ответ, вероятно, коренится в распространении в XIX столетии кислородной терапии; собственно, именно она и познакомила широкую публику с этим химическим элементом. Воспринимаемый как вещество, необходимое для поддержания жизни, кислород теперь использовался в качестве лекарства от всевозможных болезней. Получали его сравнительно легко, путем нагревания селитры. Как отмечали многие, кислород вызывал ощущения «приятного тепла» в легких и конечностях. Лечение кислородом приносило облегчение при заболеваниях, связанных с дыхательными путями, как, например, туберкулез. Облегчение он давал только на тот период, пока длилась сама процедура. При множестве других заболеваний кислород не имел никакого лечебного эффекта, однако этот факт, естественно, не мешал рекламировать «воздух жизни» как панацею от всех недугов. Тем не менее первоначальный энтузиазм в скором времени поутих вследствие многочисленных обвинений врачей, лечивших им, в шарлатанстве. Так или иначе, новые методы получения кислорода из воздуха и хранения его под давлением в легко транспортируемых цилиндрах привели к возрождению интереса к нему в середине столетия. Без каких-либо серьезных научных исследований кислородная терапия стала применяться широчайшим образом без разбору, хоть и постоянно подвергаясь резкой критике со стороны скептиков. «Часто задают вопрос: опасна ли ингаляция кислородом? Ответ: решительно нет! Его можно использовать без какого-либо риска и всегда с реальной надеждой принести пользу», – гласила одна из реклам лечения кислородом в 1870 г.
По-настоящему уважение к кислородной терапии в медицине пришло только после Первой мировой войны, когда известный физиолог Джон Скотт Холдейн продемонстрировал ее лечебное воздействие на солдат, пострадавших от отравляющих газов. Холдейн прославился тем, что ставил эксперименты на самом себе. Он подвергал себя и добровольцев из числа коллег воздействию самых разных газов в герметично закрытом помещении, известном под названием «гроб», и отмечал их воздействие на организм и интеллектуальные способности. Холдейн поднялся на Пайкс-Пик в Колорадо, чтобы испытать на себе воздействие разреженного воздуха на высоте 14 000 футов. Его главным вкладом в науку стало открытие роли гемоглобина в регуляции дыхания, но, кроме того, он был автором большого числа полезных инноваций, таких как, например, процедура декомпрессии для ныряльщиков и использование канарейки для предупреждения шахтеров о снижении уровня содержания кислорода под землей.
Его заслуги отмечены в терминологии, связанной с кислородными масками и кислородными палатками. Тем временем терапевтической и гигиенической славой кислорода стали пользоваться и производители таких коммерческих продуктов, как мыло «Оксидол». На каждой коробке соли для ванн «Радокс» раньше имелось объяснение названия этого бренда: оно было не чем иным, как сокращением совершенно бессмысленной английской фразы, означавшей «излучает кислород»
[27]. Надежда на восстанавливающие возможности кислорода продолжает подпитывать модные в последнее время кислородные бары Токио и Пекина, где за небольшую плату вы можете вдохнуть немного чистого воздуха.
Со временем на рынке появился озон, состоящий из трех атомов кислорода, соединенных в треугольник, «более сильная разновидность кислорода». Его стали называть «электрическим кислородом» – как отражение способа его производства, так и отличный рекламный слоган. Озон использовали для очищения питьевой воды, удаления неприятных запахов и, в целом, наделения всего вокруг здоровой энергией. На одной бутылке с водой имелась рекламная надпись: «Озон – это жизнь». А задолго до того, как британский премьер-министр поклялась террористам «перекрыть кислород гласности», уже появился «озон бунта» (в романе Дж. Дос Пассоса «Большие деньги»).
* * *
В последнее время, однако, кислород все в большей степени начинает восприниматься скорее как разрушитель жизни, чем как ее спаситель. Вслед за экспериментами, в ходе которых Пристли наблюдал повышение активности мышей и увеличение скорости сгорания свечей в атмосфере, насыщенной кислородом, он в своем сочинении «Эксперименты и наблюдения за различными разновидностями воздуха» (1776) дал гениальное предсказание: любое живое существо в атмосфере, перенасыщенной кислородом, может «слишком быстро прожить отпущенный ему срок жизни, его жизненные силы будут слишком быстро истощены в таком чистом воздухе». Один из коллег Пристли по Лунному Обществу Эразм Дарвин писал о кислороде в стихотворении «Ботанический сад» как о «чистой сущности Воздуха», которая питает растения и бьющееся человеческое сердце, но также и «медленно сжигает их».
Огонь без пламени разрушает все, к чему ни прикасается. Именно эта вездесущая, постоянная и неотвратимая реакция и сделала кислород центральным химическим элементом. Именно поэтому мы и относим очень многие важнейшие химические процессы либо к реакциям окисления, либо к их противоположности – реакциям восстановления. Окисление необязательно требует присутствия самого кислорода. Оно может быть осуществлено другими химическими агентами-окислителями, такими как хлор, или просто с помощью воздействия энергии, например ультрафиолетового излучения. В процессе фотосинтеза в растениях солнечный свет становится причиной как окисления, так и восстановления. Главные реакции фотосинтеза состоят в превращении углекислого газа в глюкозу. И где-нибудь неподалеку свет окисляет воду (используя марганец в качестве катализатора) и высвобождает кислород, ежедневно повторяя в каждом зеленом листе эксперименты Шееле и Лавуазье. Кислород является побочным продуктом названных процессов – коррозирующий газ, который, несомненно, погубил бы животных на планете, если бы они не эволюционировали параллельно с увеличением присутствия кислорода в земной атмосфере.
