В Британии большим успехом пользовался примерно такой же стиль, вдохновленный китайским фарфором. В XVIII веке он отличал продукцию фарфоровых фабрик Вустера и Споуда, которым удалось найти способы значительного расширения производства посуды. Одна из тогдашних композиций под названием «Ивовый узор» продается до сих пор. Первым английским производителем тонкого фарфора был Уильям Кукуорти, аптекарь из Плимута, основавший собственную фабрику после открытия залежей каолина в Корнуолле. Он также сыграл ключевую роль в торговле смальтой в Британии. Многое в успешности бизнеса Кукуорти объяснялось местом расположения его производства. В оживленном морском порту он имел доступ к самому экзотическому сырью, привозимому в Британию из самых отдаленных уголков света. Он покупал виргинскую гончарную глину и химические вещества, из которых составлял лекарства для отправляющихся в плавание матросов. Он признавал превосходство саксонской смальты и стремился получить монополию на приобретение этого импортируемого в Британию материала. Когда Кукуорти позднее перенес свое фарфоровое производство в Бристоль, он получил возможность контролировать ввоз смальты, которая по реке Северн поднималась в центр гончарных промыслов, где в 1784 г. фабрикант по имени Споуд начал применять печать на керамику методом перевода, используя кобальтовую подглазурную краску, в результате чего появился самый яркий синий английский столовый фарфор.
Смальта Кукуорти вскоре приглянулась и производителям стекла. Бристоль был одной из вершин в «торговом треугольнике», связывавшем Британию, Африку и острова Карибского моря посредством работорговли. Сахар, прибывавший в Бристоль с плантаций в британских колониях в Карибском море, был стимулом для создания местных винокуренных заводов, а те в свою очередь порождали спрос на бутылочную тару. Бутылки были одним из множества товаров, поставляемых в Африку и в другие места, входившие в состав печально известного треугольника.
Хотя цветное и бесцветное стекло практически одинаковы по химическому составу и характеристикам, но на цветное стекло акцизный сбор был меньше, чем на нецветное, так как последнее предназначалось для производства посуды, оконных стекол и светильников. И вот, чтобы избежать бóльших налогов, производители бутылочного стекла начинают окрашивать свою продукцию. Ко второй половине XVIII столетия Бристоль уже славился цветным стеклом: наряду с зеленым и коричневым, которое было обязано своим цветом железу, появилось и темно-синее на основе смальты Кукуорти. Большинство бутылей не заслуживали ни малейшего внимания, но те, что были сделаны из синего стекла, отличались несомненной новизной и были бесспорно красивы. В пору расцвета георгианского стиля из такого стекла изготавливались графины и бокалы, которые пришлись по вкусу процветающим бристольским купцам и нуворишам из близлежащего Бата и округи. Тем не менее упомянутый бум продолжался очень недолго. За потерей колоний в Америке в результате Войны за независимость последовало и крушение всего названного производства, от которого осталось лишь название «Бристольское голубое стекло».
В 1996 г. Harvey’s, компания-импортер хереса, на протяжении многих лет базировавшаяся в Бристоле (а ныне поглощенная каким-то вездесущим международным конгломератом), решила отметить свой столетний юбилей, разлив свой самый популярный херес Bristol Cream в бутылки синего стекла.
* * *
Я приобрел смальту в знаменитом старом магазине для художников «Дж. Корнелиссен и Сын» в Блумсбери. Магазин выглядит примерно так же, как в те времена, когда Моне и Писарро покупали здесь все необходимое для своих пейзажей Лондона, а Андре Дерен нашел здесь новые яркие кадмиевые краски для создания психоделического полотна «Лондонский Пул». Простые деревянные полки возносятся от простого дощатого пола до самого потолка. Тюбики с красками расположились на полках на уровне глаз покупателя, но самое поразительное в магазине – это ряды громадных бутылей со стеклянными пробками, содержащие порошки пигментов ослепительных оттенков. Вот он, чистый цвет! Кобальтовая синь ярче и светлее моей рыжеватой смальты. Рядом с ней – марганцево-голубая, сказочно яркая, синяя краска с зеленоватым оттенком, основанная на манганате бария, а также разные варианты желтого и зеленого хрома, широчайший диапазон ярких кадмиевых красок и фиолетовый кобальт – оттенок, столь невероятный, что там, где его применяют, всегда возникают сомнения в естественности его происхождения.
Немного позже я заглянул в магазин фирмы «Корнелиссен», чтобы познакомиться с продавцом красок. Сюда на работу его заставило устроиться странное совпадение – его зовут Оле Корнелиссен. По происхождению он датчанин и утверждает, что не имеет никакого отношения к бельгийцу, который начал торговлю красками в 1855 г., да и пишет он свое имя по-другому. Я был несколько разочарован, когда узнал, что в его обязанности не входят поездки в отдаленные уголки света, где находятся залежи минеральных красителей. «Не знаю, бывали ли вы на рынке специй в Стамбуле?» – с раскаянием в голосе спрашивает Оле. Я утвердительно киваю. «У нас все совсем по-другому». Образцы заказываются у производителей и присылаются для оценки. При покупке почти никогда не учитывается то, где был добыт данный пигмент и где он прошел обработку. «Сиены», вероятно, все еще поступают из мест, расположенных неподалеку от Сиены, а медные краски типа Terre Vert – с Кипра, однако важнейшим соображением при покупке служит качество материала, а не его происхождение.
Приобрести здесь можно и старые пигменты, даже аурипигмент и реальгар, довольно древние желтую и красную краски, основанные на весьма неприятных сульфидах мышьяка. Их до сих пор покупают специалисты, реставрирующие работы старых мастеров. Часто краски совсем не таковы, какими кажутся. Даже черные и белые на самом деле далеко не черно-белые. Обычная сажа – угольный порошок, традиционно изготавливаемый с помощью масляных ламп, – на самом деле не черная, а темно-сине-серая. Шпинель черный, основанный на марганце и окислах меди, гораздо чернее. Оле демонстрирует мне остатки свинцовых белил, которые он надеется продать до того, как вступят в силу новые правила торговли химическими веществами, после чего художникам придется довольствоваться титановыми белилами. Подобная перспектива их совсем не радует. «Титан очень липкий, когда его начинаешь растирать, – поясняет Оле. – А свинцовые белила довольно эластичны, как и сам свинец». Свинцовые белила представляют собой карбонат свинца, изготавливаемый из листового свинца и мела. Смешанная краска из-за своей плотности тяжело лежит на кисти, а характер ее нанесения на холст и затвердевания нравится большинству художников.
Оле Корнелиссен сам не занимается живописью, поэтому ценит исключительно технические достоинства пигментов: «В основном их цвет, хотя его далеко не всегда бывает легко описать» – и удовольствие, которое ему доставляет найти какую-нибудь редкость. Один из его любимых пигментов – фиолетовый кобальт, на который я обратил внимание в магазине. Он одновременно светлый и очень насыщенный. «Один из немногих цветов, обладающих подобным качеством. Это очень насыщенный фиолетовый цвет одновременно светлый по тону, что очень сложно описать, не используя слово „флуоресцентный“».
