Однако поверенный Дьюка благоразумно задергивает шторы.
Два человека, которые на самом деле занялись исследованием ее повадок, – теоретики архитектуры Роберт Вентури и Дениз Скотт Браун. Следуя примеру Эда Рушея и поп-художников, которые первыми попытались по-новому взглянуть на эстетику торговых улиц, Вентури и Браун решили сделать из Лас Вегаса «нашу Флоренцию». (Том Вулф в свое время уже сравнил его с Версалем.) Вентури и Скотт Браун заметили, что во многих случаях само освещение становится архитектурой. Новые здания не подсвечиваются особым образом, как исторические достопримечательности. Они сами становятся светом. Им придаются светящиеся очертания, и каждая поверхность становится световой рекламой чего-то, от казино до «часовен для заключения брака, переоборудованных из обычных бунгало с добавлением колоколен с неоновым освещением». Архитекторы готовы были охватить все в Лас-Вегасе неоновым освещением, единственное, что им в нем не нравилось, была его тенденция «вызывать большие проблемы с насекомыми». Их отвращение к насекомым, вероятно, было не только физическим, возможно, они видели в мотыльках, летящих на огонь, метафору нашего собственного беспомощного влечения к неоновым соблазнам.
То, что раздражает одних, может открыть большие перспективы для других, как, например, для серьезного специалиста по бабочкам, каким был молодой Владимир Набоков. Однажды он «поймал несколько очень интересных экземпляров в неоновом свету заправочной станции между Далласом и Форт-Уортом». Для Набокова интерес к бабочкам был чем-то значительно большим, чем просто детским увлечением. В ходе своего трансконтинентального путешествия на автомобиле он действительно открыл новую разновидность бабочек, которую назвал Neonympha dorothea в честь студентки, сидевшей за рулем. Набокову, мастеру каламбуров, должно было доставить удовольствие то, что он сумел дать название своей находке в линнеевской номенклатуре, включавшее и наименование освещения, в котором она была найдена.
Образ насекомых, роящихся вокруг неоновых вывесок, автор позднее использовал в своем скандальном романе «Лолита» о сексуальном преследовании эмигрантом из Парижа, писателем Гумбертом Гумбертом, 12-летней нимфетки. В последних главах романа описывается автомобильное путешествие по Америке с остановками в мотелях, на заправках и в коктейль-барах. На определенном уровне «Лолита» повествует об увлечении старой Европы (Гумберт) новой молодой Америкой (Лолита), но залитая неоновыми огнями Америка 1950-х оказывается гораздо менее невинной, чем можно подумать. Гумберт в самом начале их совместного путешествия с изумлением узнает, что похищенная им Лолита уже была совращена. В конце концов Гумберт решает дать Лолите возможность свободно выбрать собственный путь в жизни. А сам находит «утешение» в убийстве одного из ее прежних соблазнителей. Он уезжает с места преступления под аккомпанемент «светящихся букв вишневого цвета» и ресторанной вывески в форме кофейника, то и дело возникающей из темноты.
Глаза Иезавели
Ветхий Завет изобилует раскрашенными женщинами. «Хотя ты… обрисовываешь глаза красками, но напрасно украшаешь себя», предупреждает Господь дочерей Сиона (Иеремия 4:30). Огола и Оголива подвергаются суровому осуждению за свою похоть, за то, что они предавались блуду с «отборными из сынов Ассура» (Иезекииль 23:4), Египта и Вавилона. Мужчин, конечно, никто не винит. Ведь они «приходили к ней, как приходят к жене блуднице» (Иезекииль 23:44), привлеченные ее красотой, драгоценностями и тем, что «ты для них умывалась, сюрмила глаза твои и украшалась нарядами» (Иезекииль 23:40).
Поступки, совершенные Иезавелью, женой израильского царя Ахава, в IX веке до н. э., настолько отвратительны, что она вновь выводится на сцену в Откровении Иоанна Богослова как само воплощение наглого и самодовольного распутства. С тех пор имя Иезавель стало символом женского бесстыдства. Излишне говорить, что ее греховность помимо всего прочего проявляется и в том, что она «румянила лице свое» (IV Книга Царств 9:30). В латинском переводе Библии, сделанном Бл. Иеронимом, «Вульгате», называется вещество, которым она пользовалась для этого: stibio – сурьма.
В Библии часто упоминается сурьма, к примеру, как мягкий материал для оправы драгоценных камней, что может, в принципе, означать любой блестящий металлический сплав. Но что касается косметики, то здесь, скорее всего, действительно речь идет о сурьме (хотя пудра черного цвета, на протяжении длительного времени использовавшаяся для нанесения теней вокруг глаз, на самом деле представляла собой сульфид сурьмы, сам же элемент и другие его соединения в то время, когда еще не были известны основные химические законы, было достаточно сложно получить). На еврейском и арабском языках данное вещество называлось kuhl, от этого слова в современных европейских языках возникло производное kоhl, означающее тени для глаз.
Несмотря на многочисленные свидетельства, которые мы находим на настенных росписях, что подведение глаз черными тенями было повседневной практикой еще на заре цивилизации Древнего Египта, не совсем ясно, использовалась ли для подобной практики именно сурьма. Помимо нее, имелись и другие разновидности черной пудры. Самой доступной была та, что делалась из угля в виде ламповой сажи или более темной жженой кости. И та и другая применялись в косметике для подчернения ресниц. (Эта «маскара», как представляется, навлекла на себя не меньшие проклятия, чем сурьма: упомянутое слово происходит от итальянского, означающего «ведьма».) Однако сурьма рассматривалась как более качественный продукт, и считалось, что она не только делает глаза ярче, но и имеет массу других достоинств: от снятия головной боли до расширения зрачков. Последнее является, по-видимому, следствием того, что вещество сильно раздражает глаза.
Сурьма относится к числу тех часто небезопасных веществ, которыми на протяжении столетий люди пользовались, чтобы стать красивее. Список, известный под названием «Косметология Гарри», включает широчайший диапазон снадобий, от которого оторопь берет, от алюминия (чтобы глаза сверкали) до циркония (для укрепления ногтей). Здесь можно найти пириты с содержанием мышьяка в качестве депилятора, оксихлорид висмута как жемчужный блеск для губной помады, сульфид кадмия для борьбы с перхотью. Названный индекс в целом включает более 40 элементов.
В смятении я бросился к туалетному столику жены, чтобы выяснить, что же содержат ее вполне невинного вида приятно пахнущие белые кремы, и к своему ужасу и удивлению обнаружил, что, в отличие от пищевых продуктов, на косметике отсутствует какая-либо маркировка с указанием состава. Неужели же та сфера производства, которая издавна славилась использованием опасных веществ, ныне стала настолько безупречной в этом отношении, что уже не нуждается ни в каком контроле? Или теперь считается, что во имя красоты можно пойти на какой угодно риск? Несмотря на то что химия создала множество новых веществ самых различных потрясающих цветов, косметическая промышленность вполне разумно ограничивает себя относительно небольшим репертуаром красителей, одобренных такими организациями, как Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств США. Так называемые интерферированные пигменты применяются для создания на основе нескольких базовых цветов довольно большого разнообразия оттенков, которых требует рынок. В настоящее время вместо пигментов с содержанием тяжелых металлов во многих губных помадах используются ярко окрашенные органические красители, такие как флюоросцеин, диспергированный в порошке белой двуокиси титана. Другие необходимые характеристики достигаются с помощью странных пластиковых добавок, таких как микроскопические шарики «Перспекса», используемые для придания жемчужного блеска.
