Они тронулись в путь, звук удаляющейся повозки постепенно становился не слышен за шумом листвы.
– У тебя есть оружие? – внезапно спросил Мюррей.
– Есть кое-что. – В кармане Уильяма лежал нож, который дала ему Джейн. Ножен не было, и он завернул его в платок. Уильям тронул пальцами деревянную рукоять. Этим ли ножом она… Ну конечно.
– А у меня нет. Сделаешь мне дубинку?
– Не доверяешь мне охранять себя? – ехидно поинтересовался Уильям.
Мюррей ехал, ссутулившись и потряхивая головой в такт шагам мула, но сейчас он повернулся и посмотрел на Уильяма. Глаза его слипались от жара, но взгляд был неожиданно цепкий.
– Тебе-то я доверяю. Я не доверяю людям наподобие тех, с которыми ты недавно сражался.
Справедливое замечание: на дорогах сейчас небезопасно… Осознание этого вдруг отозвалось в Уильяме острым беспокойством за девушек, которых он отправил по этим самым дорогам без оружия и охраны, с ценным мулом и повозкой. Нужно было ехать с ними, настоять на том, что лучше путешествовать всем вместе…
– Мама всегда говорила, что нет упрямей человека, чем мой дядя Джейми, – тихо сказал Мюррей. – Однако, должен сказать, квакерская девушка, которая что-либо вбила себе в голову, переупрямит даже его. Я не сумел отговорить ее, не смог бы и ты.
Уильяму не хотелось ни обсуждать никого из упомянутых Мюрреем людей, ни вступать в философские диспуты о фамильном упрямстве. Он взялся за поводья и заставил мула остановиться.
– Побудь здесь, я поищу подходящую дубинку.
У дороги веток было мало – здесь недавно прошли фуражиры. Но чуть в стороне стояла небольшая ферма, окруженная садом.
Сквозь сад проехала артиллерия: в земле пролегли глубокие колеи от колес, а ветви некоторых деревьев свисали, будто руки огородных пугал. Среди извилистых корней большой яблони скорчился мертвец – американский ополченец, судя по охотничьей рубашке и домотканым штанам.
– Никуда не годится, – глядя на яблоню, ровно сказал Уильям.
Старые яблони мало плодоносят. Их выкорчевывают через пятнадцать-двадцать лет и сажают в лунку новое дерево… Уильям отвернулся, однако успел еще заметить, как жужжащее облако мух взлетело с обезображенного лица трупа. Уильям отошел на несколько шагов, и его вырвало.
Приторный аромат гниющих яблок заглушал пороховую вонь, весь сад гудел от ос, пирующих на сочной яблочной мякоти. Уильям развернул нож и подвесил его к поясу, даже не поглядев, есть ли на лезвии засохшая кровь. Он вытер рот и, поколебавшись, вернулся и накрыл платком лицо мертвого повстанца. Труп уже обобрали – на нем не было ни оружия, ни обуви.
***
– Такая тебе подойдет? – Уильям положил поперек седла трехфутовую ветку от яблони. Он обломал ее с обеих сторон – один конец был толщиной с его предплечье, – получилась вполне годная дубинка.
Мюррей словно очнулся от сна. Медленно выпрямившись, он взял дубинку и кивнул.
– Да, подойдет, – тихо ответил он хриплым голосом.
Уильям пристально посмотрел на него.
– Попей еще. – Он снова дал ему фляжку, заполненную еще примерно на четверть.
Мюррей деревянным движением взял ее, отпил и со вздохом вернул.
Примерно полчаса они шли в молчании – Уильям обдумывал утренние события. Сейчас уже перевалило за полдень, и солнце давило на плечи, будто горячий утюг. Сколько там, со слов Рэйчел, до Фрихолда? Шесть миль?
– Хочешь, скажу тебе кое-что? – внезапно предложил Мюррей.
– Что скажешь?
Мюррей издал звук, похожий то ли на смешок, то ли на возглас боли.
– Ты очень похож на него.
Возможные ответы пришли так быстро, что сложились друг под другом, будто карточный домик. Уильям взял первый попавшийся.
– Я должен этому удивиться? – ответил он с прохладцей, от которой делалось неуютно многим его собеседникам. Но Мюррея терзал жар, и заморозить его смогла бы разве что квебекская вьюга.
– Я бы на твоем месте удивился.
Это замечание мгновенно уняло зарождающийся гнев Уильяма.
– Тебе это только кажется, – ответил он, даже не пытаясь скрыть раздражение. – Ты, быть может, знаешь его, но обо мне ты ничего не знаешь.
На сей раз это был несомненный смех, хриплый, скрипучий.
– Я помогал вытаскивать тебя из отхожей ямы десять лет назад. Именно тогда я впервые подумал об этом.
Уильям на миг онемел от потрясения.
– Что? В том месте… в горах… в Фрэзер-Ридже?! – Уильям почти позабыл то происшествие со змеей в уборной и о жуткой поездке через горы Северной Каролины.
Мюррей принял гнев Уильяма за смущение и поспешил пояснить:
– Когда ты вылез из дерьма – синие глаза горят, на лице жажда убийства, – ты был вылитый дядя Джейми, когда он злится.
Мюррей опасно качнулся вперед, но удержался в седле и со стоном выпрямился.
– Если собираешься упасть, падай на другую сторону, хорошо? – с нарочитой вежливостью попросил Уильям.
Мюррей хмыкнул, и еще почти сотню ярдов они прошли в молчании, прежде чем он продолжил разговор – так, будто в нем не возникло паузы:
– Так что когда я нашел тебя в болоте, то знал, кто ты. Кстати, я не напомнил тебе тогда поблагодарить меня за спасение твоей жизни.
– Зато теперь уже ты можешь поблагодарить меня за то, что я не стал привязывать тебя к волокуше рядом с дохлой пантерой и тащить несколько миль по грязи, – парировал Уильям.
Мюррей рассмеялся, слегка задыхаясь.
– Да уж, ты бы это сделал, будь у тебя дохлая пантера. – От усилий, затраченных на смех, Мюррей еще больше ослаб и снова сильно покачнулся.
– Упадешь, и я обойдусь без дохлой пантеры, – пригрозил Уильям, схватив Мюррея за бедро в попытке удержать в седле.
О боже, он так и пышет жаром, это чувствуется даже сквозь кожаные штаны.
Невзирая на затуманенное сознание, Мюррей заметил его реакцию.
– Ты перенес жар, и я тоже перенесу, не волнуйся.
– Если ты хочешь сказать, что мне не нужно волноваться о твоей возможной смерти, то знай – меня она ничуть не волнует, – холодно сказал Уильям.
– Меня тоже, – уверил его Мюррей.
Он дрожал, поводья свободно лежали в руке, и Уильям задумался, не хватил ли Мюррея солнечный удар.
– Ты пообещал Рэйчел позаботиться обо мне?
– Да, – ответил Уильям и неохотно признался: – Я должен Рэйчел и ее брату за то, что они спасли мою жизнь. И тебе я тоже должен.
Мюррей согласно хмыкнул и умолк. Его загорелая кожа постепенно серела. На этот раз он молчал целых пять минут, прежде чем снова заговорить.
– А ты не думал, что я мог узнать о тебе многое, пока ты бредил в лихорадке несколько дней?
