– Зачем ты их хранишь? – Я подала ей часть записок двумя пальцами, как щипцами. – Я бы сразу бросила все в огонь.
– Сначала я так и делала, – ответила она, засовывая эту мерзость на дно корзины. – Только все равно не могла забыть написанное, слова крутились по ночам в голове и не давали заснуть. – Марсали выпрямила спину, пожала плечами и снова взяла шитье. – Я пожаловалась Фергусу, а он предложил хранить их и по несколько раз в день читать друг другу. – Грустная улыбка проступила на ее губах. – Так мы и делали: когда дети ложились спать, мы, сидя у огня, по очереди читали эти письма. Фергус смеялся над ними, находил ошибки в словах, критиковал за недостаток поэтичности, потом мы их сравнивали и расставляли по местам от лучшей к худшей… После чего убирали и в обнимку укладывались спать.
Марсали нежно положила руку на горку вещей, как будто на плечо Фергуса, и я улыбнулась.
– Что ж. – Откашлявшись, я протянула ей бумажку, найденную у порога. – Не знаю, пополнит ли она твою коллекцию – только что подобрала у задней двери.
Марсали удивленно подняла брови, взяла листок и повертела в руках.
– Чище, чем обычно, – сказала она. – Дорогая тряпичная бумага. Может, это просто… – Ее слова резко оборвались, как только она заглянула в письмо.
– Марсали. – Я протянула к ней руку, а она, побледневшая, передала мне листок и вскочила с кресла.
Письмо было кратким: «Божья коровка, улети на небо, твой домик в огне, а деток уж нет».
– Анри-Кристиан! – громким встревоженным голосом закричала Марсали. – Девочки! Где ваш братик?
Глава 112
Призрак среди бела дня
Я выбежала на улицу и сразу нашла Анри-Кристиана: он играл у Филлипсов, у которых было десять детей – в такой суете в их доме мальчик часто оставался незамеченным.
Некоторые родители запрещали своим чадам подходить к Анри-Кристиану – то ли боялись, что карликовость заразна, то ли поддались суеверным слухам о том, что его внешность – результат сношения матери с дьяволом. Я слышала об этом на каждом углу, хотя при Джейми, Фергусе, Йене или Жермене все держали рот на замке.
Филлипсы – евреи и, по-видимому, ощущали родство с людьми, заметно отличающимися от других. Анри-Кристиана всегда тепло встречали в их доме. Единственная служанка лишь кивнула в ответ, когда я попросила, чтобы кто-нибудь из старших ребят потом проводил мальчика домой, и вернулась к белью. Во всей Филадельфии был день стирки, и воздух становился еще более влажным от кипящих ванн и резкого запаха соды.
Я побежала в типографию, чтобы рассказать Марсали о местонахождении Анри-Кристиана. Избавив ее от переживаний, я надела широкополую шляпу и объявила, что пойду купить рыбы к ужину. Марсали и Дженни, вооружившись щипцами для белья и большим вальком для перемешивания вещей, бросили на меня выразительные взгляды – обе они знали, как я ненавижу стирку, но промолчали.
Пока я выздоравливала, меня, конечно, освободили от домашних дел, да и я, честно говоря, не была готова вытаскивать горячие мокрые вещи из ванны. Пожалуй, я могла бы развесить белье, но успокоила свою совесть следующим: во-первых, в день стирки рыба станет легким ужином, во-вторых, чтобы восстановить силы, мне надо постоянно ходить, а в-третьих, я хотела поговорить с Джейми наедине.
Анонимное письмо, подкинутое к двери, расстроило меня не меньше, чем Марсали. Оно отличалось от других записок с угрозами, чье содержание касалось политических убеждений адресата: большинство из них предназначались Марсали (пока Фергус скрывался, газетой руководила она) и были однотипны – ее называли «Мятежной сукой», а в менее цивилизованных районах Филадельфии я слышала и другие выражения, например, «Шлюха-тори» и другие вариации на немецком и идиш.
Это письмо – другое. В нем чувствовался продуманный злой умысел. Мне вдруг показалось, что за мной следит Джек Рэндолл, и я резко замерла посреди улицы.
Вокруг шумели толпы народа, однако меня никто не преследовал. Нигде не мелькала красная форма, только сине-желтая – как у солдат Континентальной армии.
– Отвали, капитан, – пробормотала я себе под нос. Тем не менее меня услышала маленькая пухлая женщина с подносом брецелей – немецких кренделей. Она оглянулась посмотреть, с кем это я говорю, а потом взволнованным тоном спросила:
– Вы в порядке, мадам? – Женщина говорила с сильным акцентом.
– Да, – смущенно ответила я. – Все хорошо. Спасибо.
– Держите. – Она подала мне крендель. – Кажется, вы проголодались. – Я неуклюже сунула ей деньги, но немка отмахнулась и пошла дальше по улице со своей палочкой, на которую были надеты крендели. – Brezeln! Heiße Brezeln!
17 – кричала она, покачивая широкими бедрами.
Я вдруг почувствовала головокружение и, прикрыв глаза, прислонилась к фасаду ближайшего здания и впилась зубами в брецель. Тщательно пережевывая свежий, посыпанный солью крендель, я поняла, что та женщина была права. Я ужасно хотела есть. Просто умирала от голода.
Когда брецель добрался до желудка и кровотока, улучшив мое самочувствие, охватившая меня на мгновение паника исчезла, как будто ее и не было. Как будто.
Давненько такого не случалось. Я проглотила последний кусочек кренделя, проверила пульс – четкий и ровный – и неспешно пошла к реке.
Неспешно, потому что иначе в самый разгар душного дня я бы вспотела и наверняка снова испытала головокружение. Зря я так бездумно оставила тросточку дома. Ненавижу казаться беспомощной.
А еще больше я ненавидела чувство… угрозы, беспричинного страха, вторжения в мою жизнь. Вспышки из прошлого, как это называют военные – точнее, будут называть в мое время. Правда, последний раз такое было в Саратоге, и я уже почти забыла о том случае. Почти.
Что, конечно, вполне объяснимо: в меня стреляли, я едва не погибла, мое тело ослабело. В тот раз паника накрыла меня, окруженную группой жестоких мужчин, в темном лесу близ поля боя. Неудивительно, ведь ситуация напомнила о том, как на меня напали и похитили…
– Изнасиловали, – уверенно и вслух сказала я, чем невероятно изумила проходивших мимо джентльменов. Я не обратила на них внимания. Не стоит избегать этого слова или воспоминания. Все кончено, теперь я в безопасности.
А до этого… Впервые ощущение угрозы охватило меня в «Горной реке». В тот вечер неотвратимая жестокость просто витала в воздухе. К счастью, тогда рядом со мной был Джейми. Он заметил, как я напугана, и, решив, что причиной тому чей-то неприкаянный дух, протянул мне щепотку соли.
В Высокогорье любой проблеме найдется решение: люди знают, как притушить огонь, чтобы угольки тлели всю ночь, как выдоить из коровы все молоко и даже как изгнать призрака.
Я провела языком по губам и, слизнув соль из уголка рта, едва не рассмеялась. Женщина, пришедшая мне на помощь, уже исчезла из виду, сколько бы я ни искала ее взглядом.
