– Вни-и-и-и-имание! – закричал он. – Едем без остановок до Центра, садитесь!
Ив и ее команда загрузились в ближайший вагон с выбитыми окнами. Молодая девушка, тоже в бандане, закрыла за ними дверь. Ив опустилась на пластиковое сиденье, потертое от времени и изрезанное перочинным ножиком; Иезекииль положил Кайзера ей на колени. Девушка оглядела разношерстную толпу. Кибернетические конечности. Мрачные или одурманенные взгляды. По проходу медленно ехал мужчина в электрической инвалидной коляске, на его шее висела табличка с надписью: «ВЕТЕРАН». У него не было ног. На предплечье был вытатуирован знак пехотинца «Дедала» – солнце с крыльями и щит. Инвалидное кресло напомнило Ив о дедушке.
Который вовсе не был моим…
Поезд отправился от станции. Застучали колеса по рельсам. В разбитых окнах свистел грязный ветер. Ив жевала губу, прикидывая, как бы рассказать обо всем Лемон. Гадая, куда везет их Иезекииль. Думая о той камере и о своей семье, ждущей, когда на лестнице раздастся стук блестящих сапог.
Обводя взглядом толпу, она увидела мужчину в другом конце вагона. Здоровяка в длинном черном плаще и старой ковбойской шляпе, с белым воротничком на шее.
Он глядел прямо на нее.
Ив встретилась с ним взглядом и продолжала смотреть, не моргая. Четвертое правило Барахолки: «Никогда не отводи глаза». Никогда не показывай свою слабость, даже если тебе уже невмоготу.
Мужчина выдержал ее взгляд, его глаза были поразительного бледно-голубого цвета. Он медленно поднял палец к своей шляпе и коснулся полей.
– Иезекииль, – прошептала она.
Репликант вопросительно посмотрел на нее.
– Тот чувак. – Она показала головой. – В черном плаще и черной шляпе.
– …Священник?
– Ага. Он не спускает с меня глаз.
Иезекииль посмотрел в противоположный конец вагона. Мужчина приподнял свою шляпу и улыбнулся так, как, ей казалось, улыбались малышам-тюленям акулы, когда океан еще не стал черным. Но он сидел спокойно, не ерзал и не дергался. Наверное, всего лишь один из тех безобидных извращенцев…
Поезд начал останавливаться, тормоза противно завизжали и заскрипели.
– Танкер-дистрикт! – заорал машинист. – Танкер-дистрикт, на выход!
– Это наша станция, – сказал Иезекииль.
Поезд остановился, выпустив на платформу Ив и пару десятков других пассажиров. Среди них была пожилая леди с тележкой, нагруженной запчастями, и неисправный логик, который хромал и шатался из стороны в сторону. Иезекииль вышел с Кайзером под мышкой, блитцхунд вилял хвостом. Ив оглядела платформу, высматривая в редеющей толпе священника из вагона. На стенах висели древние рекламные плакаты. С них сияли пластиковые улыбки таких же пластиковых людей. Двери поезда с шипением закрылись, и металлический монстр заскрежетал дальше.
Тук-дук, тук-дук.
Тук-дук, тук-дук.
– Ив, – сказал Иезекииль, – спрячься за моей спиной.
Девушка обернулась на его тревожный голос и увидела на другом конце платформы того самого священника-извращенца, прислонившегося к выходу. Высадившиеся пассажиры пробирались мимо него через турникеты и поднимались по лестнице, ведущей на поверхность. Но мужчина не сводил глаз с Ив. Сунув руку в карман плаща, он вытащил оттуда что-то темное и сунул себе за щеку. Ив обратила внимание: его правая рука облачена в красную перчатку. На бетонном полу рядом с ним послушно сидела огромная черная собака с густой лохматой шерстью.
Чудовище не моргало.
Не дышало.
– Это блитцхунд, – сказала Ив.
– Что это за ковбой? – пробормотала Лемон.
– Неприятности с большой буквы Н, я думаю.
Платформа опустела. Пыльный ветер с привкусом ржавчины взметнул вверх мусор. На стене мигала круглая лампа, от потрескавшегося бетона эхом отскакивал лязг металла, доносившегося из утробы города. Модели на плакатах бессмысленно улыбались, их лица были разрисованы граффити.
– Вы священник? – крикнула ему Лемон.
Мужчина выгнул бровь и заговорил голосом, похожим на шуршание мокрого гравия:
– Проповедник.
– Мы можем вам чем-то помочь? – спросил Иезекииль.
– Можете. – Он усмехнулся. – Но уверен, что не захотите.
– А вы проверьте.
– Ты можешь отойти в сторону. – Мужчина кивнул. – У меня дело к мисс Карпентер. И ни к кому больше. Так что если остальные решат отправиться по своими делами, я буду только рад.
– Я никуда не собираюсь, – ответил Иезекииль. – В том числе и отходить в сторону.
Мужчина сплюнул на бетон что-то вязкое и коричневое.
– Хм, – промычал он.
Пистолет появился словно ниоткуда. Только что рука Проповедника была пуста, а в следующую секунду он уже разряжал обойму в Иезекииля. Репликант двигался с нечеловеческой скоростью, к которой Ив начала привыкать, но все равно недостаточно быстро – три выстрела попали ему в грудь. Он повалился на спину, из дыр размером с кулак заструилась кровь. Кайзер, повизгивая и рыча, упал рядом с репликантом.
– Зик! – закричала Ив.
Раздались еще два выстрела – Проповедник пальнул в потолок.
На голову Ив посыпалась бетонная пыль. К запаху ржавчины примешался запах крови. Она застыла на месте.
– А теперь, – Проповедник навел пистолет на Лемон, – уверен, вы будете слушать меня более внимательно. В контракте, который я подписал на вас, мисс Карпентер, значится «живой или мертвой». И мне хочется считать это новым испытанием. Но вот эта Красная шапочка, – мужчина помахал оружием перед носом Лемон, – стоит не дороже обещания дьявола, живая или нет.
– Ты охотник за головами, – выплюнула Лемон.
– Тебя послушать, так это что-то плохое, дорогуша.
Ив не сводила глаз с Иезекииля, распростертого на бетоне с тремя дырками в груди. Его взгляд был пустым и безжизненным. Часть ее кричала до боли в легких. Но сама Ив лихорадочно соображала. Пульс ее участился. Этот Проповедник был настроен решительно. Восьмое правило Барахолки: «У мертвых не бывает второго шанса».
– Н-не надо трогать ее, – сказала Ив. – Я сделаю все, что ты хочешь.
– Вот и умничка. – Проповедник снял с ремня пару магнитных наручников и бросил на пол перед ней. – А теперь надевай эти браслетики. Только осторожнее, знаешь ли.
– Иви, – запричитал Крикет, – не делай этого!
Мужчина вытащил еще один пистолет и наставил его на маленького логика.
– Еще раз пискнешь, Ржавый, и узнаешь наверняка, если ли у вас, ботов, рай. Готов поспорить, ответ тебя разочарует.
– Я не боюсь те…
– Крик, тише!
– Крутышка…
