– Иви…
– Сколько раз повторять, Крикет? Я Ана.
– Называй себя как хочешь, это все равно чертовски глупая идея!
Не обращая внимания на возмущение бота, Ана откинулась на спинку сиденья. Гул двигателя действовал почти гипнотически, мир за окном пролетал слишком быстро, чтобы успеть что-то рассмотреть. Из стереосистемы лились замечательные мелодии. Вокруг были надежные друзья. Она посмотрела на Иезекииля, его оливковая кожа в свете заходящего солнца стала почти золотистой. А эти его слишком голубые глаза, устремленные на дорогу… Неужели прошло всего каких-то пару дней с тех пор, как она нашла его на Барахолке? Казалось, с того момента она прожила две жизни…
Они неслись через пустоши, окружавшие Армаду. Восстановленные дома выжженного пригорода медленно уступали место широким и открытым дорогам, каменистым бесплодным землям и бесконечным пустыням. Эта страна была почти прекрасна в своем убожестве, и лишь несколько крошечных пятнышек цивилизации гудели среди заброшенности и тлена. Минуты таяли в часах, метры в километрах. Под шум двигателя Ана погрузилась в свои мысли. С каждой минутой они приближались к Вавилонской башне. Каждое мгновение приближало ее к тем, кто убил ее семью, разрушил весь ее мир. К Фэйт. К Габриэлю. К их братьям и сестрам.
Что она скажет им?
С чего вообще начать?
Лемон барабанила пальцами по потрескавшейся обивке из искусственной кожи и время от времени отбивала ногой ритм. Что-то беспокоило ее, Ана это видела. Вот уже несколько дней что-то не давало ей покоя, и казалось, вот-вот сорвется с языка. Но подруга продолжала молчать.
– Ты в порядке, Лем? – спросила Ана.
– Все круто. Круче не бывает.
– Уверена? Ты как будто чем-то озабочена.
Лемон прикусила нижнюю губу, продолжая стучать ногой под музыку. Как-то дергано, как будто была вся на нервах.
– Слушай, я знаю, что Крик запрограммирован волноваться о тебе, – наконец сказала она, – но, может быть, он в чем-то прав.
– Человек сказал что-то разумное? – простонал Крикет. – Ущипните меня кто-нибудь, должно быть, я сплю.
Лемон прижала ладонь к голосовому модулю маленького логика, чтобы заглушить его.
– Да, тебе удалось спалить и Голиафа, и тех двух Спартанцев, – сказала она Ане. – Но как ты собираешься расправиться с целой армией таких машин? Они собьют нас прямо на дороге! Мы даже не успеем подъехать к ним!
– Иезекииль везет нас на офигенной тачке. И, Лем, у меня получается все лучше и лучше. Я смогла поджарить того блитцхунда быстрее, чем Спартанцев. Похоже, я начинаю разбираться, что к чему.
– А может, тебе просто повезло? Может, с маленькими проще справляться?
– Может, мы узнаем, когда я хотя бы попытаюсь? Или у тебя есть план получше?
– Это сумасшествие, Крутышка! Конечно, здорово, что ты хочешь вернуть мистера Си, но…
– Дерьмо, – сказала Ана.
– Э-э-э… – Лемон моргнула. – Немного грубо, но ладно…
– Нет. – Ана показывала куда-то за голову Лемон, глядя в заднее окно. – Дерьмо.
Они провели весь день в дороге, и на западе уже почти село солнце. Небо превратилось из угрюмо-серого в ярко-красное, край мира был словно объят огнем. Крошечный силуэт Армады алел в закатном пламени. Но сквозь дорожную пыль Ана увидела крошечное темное пятнышко, двигающееся прямо за ними. Она включила режим телескопического зрения, сузила фокус и разглядела в этом грязном облаке фигуру, склонившуюся над рулем низкого мотоцикла. Черный плащ развевался за ним на пыльном ветру. Его голубые глаза смотрели прямо на нее.
Лемон вытащила из-под сиденья бинокль и посмотрела через грязное стекло. Крикет вскарабкался рядом с ней, и оба одновременно воскликнули:
– Дерьмо-о-о-о!
– Проповедник, – выдохнула Ана.
Иезекииль посмотрел в зеркало заднего вида, сощурившись от яркого света.
– Уверена?
– Это он. – Ана кивнула. – Точно он.
Иезекииль побледнел, его пальцы с такой силой обхватили руль, что побелели костяшки. Заскрипел металл. Его глаза расширились.
– Хоуп… – прошептал он.
Ана не знала, что и думать. Хоуп предала ее отца. Помогла убить ее семью. Ей не было прощения. Но она старалась загладить свою вину, основав приют. Пыталась искупить своих грехи. Она дала им убежище. Помогла, когда весь мир, казалось, восстал против них.
Но разве она заслужила смерть?
Заслужила быть убитой психопатом в битве, которая ее даже не касалась?
У Аны не было времени искать ответы. Прищурившись, вглядываясь в облако пыли, она увидела, что Проповедник не единственная их проблема. За ним ехали дюжины мотоциклов. А еще тяжеловозы, модифицированные для езды по бездорожью гоночные машины и мощные джипы. На антеннах развевались флаги с черепами и костями, эта же эмблема была грубо нарисована на капотах. Отряд Флибустьеров Армады, одержимых вернуть украденный автомобиль их лидера.
Не думала, что она примет это так близко к сердцу…
Иезекииль показал на ветровое стекло.
– Ана…
Она посмотрела туда, куда показывал Зик. Закат на западе был впечатляющим, но от зрелища, открывшегося перед ними, захватывало дух. Благодаря телескопическому увеличению Ана увидела черные облака на горизонте, надвигающуюся с севера темную стену, которая простиралась от земли до самых небес. Сверкнула молния, вспыхнув странным, неоново-оранжевым светом. Стена была еще далеко, но, казалось, прямо у них на пути. Девушка похолодела от ужаса.
– Никак испугался маленькой грозы, Культяпка? – пробурчал Крикет.
– Это не дождевые тучи, – ответил Иезекииль.
– Это стеклянная буря, – выдохнула Ана.
Лемон непонимающе заморгала.
– Бури теперь из стекла?
– Я помню их с детства, – начала объяснять Ана. – Иногда они доходили прямо до Вавилонской башни. Стеклянная пустыня – это же по сути огромная часть той пустыни, что была выжжена бомбами во время войны. Так вот, когда ветер становится особенно сильным, то поднимает в воздух не только песок и пыль, а еще и стекло. Стеклянные бури могут простираться на сотни километров. Могут длиться несколько дней. А иногда и недель.
– Что ж, звучит как-то совсем безрадостно, – сказала Лемон.
– Смотря что порадует тебя больше – быть растерзанной миллионами стеклянных осколков или погибнуть от радиоактивного песка.
– Разрешите вмешаться, – сказал Крикет, забарабанив костяшками по сиденью. – Не могу не заметить, что мы несемся прямо навстречу этому совсем безрадостному явлению, причем на всех парах. Не лучше ли будет сваливать от него ко всем чертям?
Ана посмотрела на Иезекииля.
