– Проклятье, почему ничего не получается?!
Лемон застонала, пытаясь сесть. Крикет замахал на нее руками и, хорошенько проверив ее ремень безопасности, снова обратился к остальным.
– Э-э-э, я не хочу вызывать панику, но, может, вы все-таки посмотрите назад…
Ана выглянула в разбитое заднее окно, и у нее сердце ушло в пятки, когда она увидела знакомую фигуру, выскочившую из стеклянной бури. Он ехал на другом мотоцикле, вероятно, позаимствованном у одного из Флибустьеров, застреленных Иезекиилем. На его груди запеклась кровь. Одежда была разодрана в клочья. Лицо по-прежнему закрывал противогаз. И все же ошибиться было нельзя.
– Проповедник… – прошептала Ана.
– Ты шутишь? – Иезекииль посмотрел в зеркало заднего вида. – Что нужно, чтобы убить этого су…
Ракета упала на них со стороны водителя, ударившись о землю прямо под дверью. Остававшиеся целыми окна разбились, осколки стекол разлетелись по салону, а Сандерсаурус подбросило в воздух, и машина завращалась. Лемон завопила, схватившись за ремень безопасности. Ана, к ее несчастью, не была пристегнута, и Иезекииль, закрыв ее тело своим, закричал: «Держись!» Сандерсаурус, вместе с дождем из стекла и огня, рухнула обратно на землю, перевернувшись вверх дном. С ней перевернулся и мир. Ана ударилась головой о что-то твердое, то место, куда был встроен накопитель памяти, пронзила острая боль. Не было пути ни вверх, ни вниз. Несколько бесконечных мучительных секунд машина продолжала скользить, во что-то врезаться, разваливаться на части, но, наконец, задымилась и остановилась.
На ее языке была кровь. В волосах – стекло. Голова раскалывалась. Ана, застонав, выглянула из разбитого ветрового стекла. Кайзера выбросило из машины, и теперь он неподвижно лежал на растрескавшемся асфальте. Крикета нигде не было видно. Машина приземлилась на крышу, и Лемон, висевшая вверх ногами и удерживаемая лишь ремнем безопасности, простонала и потеряла сознание. В любую секунду эти Тарантулы выпустят новый залп ракет. Ей нужно было выбираться отсюда, она должна была остановить их…
Иезекииль отстегнулся и упал на нее.
– Ты в порядке? – спросил он.
Перед глазами вдруг вспыхнул ослепляющий свет. В ушах зазвенели крики.
Репликанты стоят надо мной. Четыре совершенства.
Теперь они могут забрать у меня только одно.
Самое последнее и самое дорогое.
Не мою жизнь, нет.
Но нечто столь же ценное.
– Я…
Захрустел гравий, зазвенели шпоры.
– …координаты семь-семь-двенадцать-альфа. Приоритет один. Приоритет один. Без приказа не стрелять, Омега, повторяю, без приказа не стрелять.
Ана услышала тяжелые шаги, лязг танковых гусениц в грязи. Гул сервоприводов и шипение поршней. В голове звенело от жгучей боли. Она дотронулась до своего накопителя памяти и почувствовала глубокий порез, искусственная кожа треснула. Ее пальцы запачкались в крови.
Четверка расступилась, и в камеру шагнула широкоплечая фигура, обрисованная ярким светом. Мужчина. Остальные выжидательно посмотрели на него.
– Я не могу, – сказал он.
– Ты должен, – ответили они.
– Я не буду.
Самый главный из них протянул ему пистолет.
– Будешь.
– Иезекииль… – прошептала Ана.
Новенький провел рукой по глазам.
Но все-таки взял оружие.
– О боже…
Ана посмотрела в глаза репликанта. Глаза цвета когда-то голубого неба. С каким обожанием они смотрели на нее, когда они лежали вместе в ее комнате. И сколько боли было в них, когда он поднял пистолет и прицелился в ее голову…
– Прости, – сказал он.
– Это был ты, – прошептала девушка.
– Что? – Иезекииль изумленно моргнул. – Где я был?
Из-за навернувшихся на ее глаза слез мир превратился в размазанное пятно. Пазл из обрывков воспоминаний наконец-то сошелся. Теперь она точно знала, что именно произошло в те последние несколько часов. Пятеро репликантов стояли в камере и смотрели на кровавую бойню, которую они устроили. Габриэль, Уриэль, Фэйт, Хоуп.
И он.
Теперь они могут забрать у меня только одно.
Самое последнее и самое дорогое.
Не мою жизнь, нет.
Мою любовь.
– Ты… – Она словно выплюнула это слово, потому что дышать было невыносимо.
– Ана…
Она, пятясь назад, вылезла через разбитое окно на пыльную дорогу. Солнечный свет тут же ослепил ее. Из-за слез мир стал похож на мутный калейдоскоп. Ее уже поджидал Проповедник, держа в одной руке пистолет, а в другой огнемет. Крикет выполз из-под грузовика, весь помятый. Маленький логик, шатаясь, подошел к Ане и обнял ее.
– Ты в порядке?
Около полудюжины машин осадного класса собрались на небольшом хребте, осветив ее лазерами своих прицелов. Их автоматические и плазменные пушки и ракеты были наведены на то, что осталось от бедной Сандерсаурус.
Но Ана видела только Иезекииля. Ужас. Душевные муки. Ярость. Вот что вызывала в ней та картинка из прошлого, на которой он, подняв пистолет, целился ей в голову.
– Прости, – сказал он.
Я услышала раскат грома.
А потом… тишина.
– Ты выстрелил в меня… – выдохнула Ана.
Крикет переводил взгляд с нее на репликанта и обратно.
– Что?
– Убери его от меня, – задыхаясь, прошептала она.
Звуки стрельбы. Шесть пуль пробили асфальт, очертив вокруг нее аккуратный полукруг.
– Успокойтесь-ка, барышня, – предупредил Ану Проповедник.
– Ана… – с мольбой окликнул ее Иезекииль.
– Отвяжись от меня! – пронзительно закричала она.
Проповедник выстрелил в воздух и заорал во все горло:
– А ТЕПЕРЬ ВСЕ, ЧТОБ ВАС, ВЗЯЛИ И УСПОКОИЛИСЬ!
Выстрелы утихли, и повисла звенящая тишина. Охотник за головами кивнул, явно довольный собой. Он убрал пистолет в кобуру, махнул огнеметом в сторону покореженной машины и загробным голосом произнес:
– Можешь уже вылезать оттуда, Пташка. Иначе я могу забыть о манерах и всадить пулю в голову мисс Карпентер. Мне все равно заплатят.
Иезекииль выполз из помятого кузова, и Титаны тут же наставили на него свое оружие. Их оптические прицелы засветились, стволы автоганов пришли в движение.
– Агент, нам уничтожить его? – спросил пилот.
– Нет, – ответил Проповедник. – Не открывать огонь до тех пор, пока я не отдам приказ. Этот ордер является первым приоритетом. Утвержден советом правления, как поняли?
