Они…
Ана открыла глаза. И увидела его. Взъерошенные светлые волосы, глаза, как зеленое стекло, и лицо, такое красивое, что перехватывало дыхание. Она вспомнила его таким, каким он был в тот день, когда они впервые встретились, его ласковую улыбку и добрый взгляд. Вспомнила, как он обнимал Грейс в саду, как они просили ее сохранить их тайну. Как он стоял над ее братом с пистолетом в руке, как в воздухе пахло кровью, как глаза маленького Алекса широко раскрылись от страха, и он спросил: «Зачем вы это делаете?»
Но каким может быть ответ на такой вопрос?
– Габриэль, – прошептала она.
Он улыбнулся ей так же, как луна улыбается звездам. Прижал кончики пальцев к губам, дрожа от волнения. Репликант был таким же, каким она видела его в последний раз, в камере, окутанного дымом после стрельбы. Только его глаза стали немного шире. Налились кровью от недосыпания. И волосы были грязными и нечесаными. А еще он был одет…
Боже…
Габриэль был одет точно так же. Точь-в-точь как тогда – в свободный костюм из белого льна, слегка посеревший от времени и усеянный крошечными узорами брызг.
Старые пятна крови.
«Лучше быть Владыкой Ада, – улыбается красивый мужчина, – чем слугою Неба!»
– Рад видеть тебя снова, Ана, – прошептал он.
Она набросилась на него, царапая ногтями. Ана ощущала лишь ярость, самую черную ненависть, которые душили ее, заглушив крик. Ей хотелось раздавить это прекрасное лицо голыми руками. Вдавить пальцы в эти красивые зеленые глаза. Но оказалось, что она прикована наручниками к инвалидной коляске, которую они, должно быть, забрали из медицинского крыла. Металл вокруг запястий впился в кожу. От ее резких движений ребра и голову пронзила острая боль.
– Ты, ублюдок, отпусти меня! – закричала она.
– Образец голоса получен, – сказал мягкий музыкальный голос. – Идет обработка.
Услышав его, Ана замерла и, тяжело дыша, мотнула головой, чтобы отбросить с глаз прядь волос.
– …Мириад?
Она огляделась, рассматривая место, где оказалась. Это было огромное помещение круглой формы. Аварийное освещение мерцало и гудело, озаряя все кроваво-красным светом. Они были на просторной металлической платформе, висевшей над громадной открытой шахтой, проходящей через сердце Вавилонской башни. За ее спиной находился широкий металлический мост, ведущий к огромным стальным дверям, сейчас закрытым. В центре платформы располагалась большая сфера из пыльного хрома диаметром не меньше ста метров. В ее гладкой поверхности отражались красные огоньки из шахты. В сферу, прямо перед ней, была врезана шестиугольная дверь. На двери, похоже, засохшей кровью, были накарябаны три простых предложения:
ТВОЕ ТЕЛО НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ.
ТВОЙ РАЗУМ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ.
ТВОЯ ЖИЗНЬ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ТЕБЕ.
Дверь была покрыта жжеными пятнами. Изрыта крошечными вмятинами. Испещрена тысячами мелких царапин, как будто кто-то пытался взорвать ее, взломать, пробить себе путь внутрь. Но она по-прежнему оставалась закрытой. В дверь была вмонтирована линза из прозрачного синего стекла. Как только музыкальный голос заговорил снова, она мягко запульсировала и вспыхнула ярким светом. На небольшом металлическом постаменте рядом с дверью медленно и безостановочно кружился крошечный голографический ангел со светящимися, развевающимися крыльями.
– Образец голоса подтвержден. Личность: Анастасия Монрова, четвертая дочь Николаса и Алексис Монрова. Продолжить?
Габриэль снова прижал пальцы ко рту, стараясь подавить свой почти истерический смех.
– Да, Мириад, – ответил он. – Да, пожалуйста.
– Это бессмысленно, Габриэль. Вы не найдете здесь то, что ищете.
– Я сказал, продолжай! – зарычал Габриэль.
– Обработка запроса на вход в систему. Пожалуйста, подождите.
Ана наконец поняла, что они находились в отсеке Искусственного интеллекта, прямо в центре башни. Компьютер по имени Мириад в прямом и переносном смысле был сердцем Вавилона, соединенным огромными переплетами оптических кабелей и беспроводных сетей со всеми другими системами «Гнозиса». Его интерфейс носил форму голографического ангела, но на самом деле это была огромная цепочка серверов неустойчивых состояний и процессорных ядер, размещенных в этой сверкающей сфере. Ее оболочка была создана с тем расчетом, чтобы выдержать ядерный взрыв, так что знания, запечатанные внутри, сохранились, несмотря на то, что все вокруг погибло. Ана помнила Мириад с детства – постоянный спутник, наблюдающий и слушающий, который соприкасался с каждой частью ее жизни в башне.
Только теперь Мириад была закрыта. Компьютер заблокировал сам себя, чтобы не видеть, как его знания используются творениями, уничтожившими собственного создателя.
И только член семьи Монрова был в силах снова открыть его.
По обе стороны запечатанной двери стояли четыре огромных логика. Все они были класса «Голиаф»: восьмидесятитонные монстры с небесно-голубой оптикой, отливавшие фиолетовым в кроваво-красном свете. На их груди блестел логотип «ГнозисЛабс» – идеальная окружность. Они стояли, словно статуи, и бесстрастно наблюдали за происходящим. Человек был в опасности – Три закона роботехники нарушались прямо у них на глазах. Но они продолжали стоять без движения и не собирались приходить ей на помощь.
Ана разглядела идентификационный номер ближайшего бота, выбитый у него на груди.
– Семьдесят восемь сорок девять – один Джи, помоги мне, – отдала она приказ. – Вытащи меня из этого кресла!
Голиаф даже не шелохнулся.
– Я сказала, помоги мне! – закричала девушка.
– Можно попробовать сказать «пожалуйста», – посоветовал Габриэль. – Если твой отец вообще научил тебя этому слову.
Ана посмотрела на репликанта. Взъерошенного и босоногого. Похоже, он похудел. Под спутанными волосами темнели впалые щеки. Ана взглянула на трещины и царапины, оставленные на оболочке Мириад. «Три истины» Габриэля, выведенные засохшей кровью по хрому. Рядом со строчками виднелись крошечные углубления, измазанные запекшейся кровью. Их были сотни – по четыре ямочки, друг рядом с другом.
«Костяшки пальцев», поняла она.
Девушка перевела взгляд на руки Габриэля. Сильные, белые и безупречные. Представила, как он ночь за ночью колотил по этим дверям. Ждал, пока раны заживут, и начинал все сначала, пытаясь добыть секреты воскрешения для своей возлюбленной, запечатанные внутри. Они могут навсегда остаться вне его досягаемости.
Никто не любит так, как любим мы. А когда двое из нас полюбили друг друга…
Ана посмотрела в стеклянные зеленые глаза, в которых кипели безумие и одержимость. И впервые за долгое время она по-настоящему испугалась.
– Прошу прощения за наручники. Но нам неизвестно, что твой… дар способен сделать с нами. – Габриэль махнул рукой на логиков, замерших у дверей. – Как минимум, ты можешь уничтожить этих Голиафов. Так что будет лучше, если твои руки останутся пристегнутыми. Если ты хотя бы помашешь мне, я заставлю Фэйт сломать их обе.
