Габриэль повернулся к Мерси, на мгновение забыв об Ане.
– Долго еще? – спросил он.
Мерси ввела в терминал несколько команд, информация на экране отражалась в ее глазах струями падающего дождя.
– Двадцать минут до холодной перезагрузки
[30]. Возможно, двадцать пять.
– Для продолжения необходим второй образец, – сказал ангел.
Габриэль вновь развернулся к Ане, вытаскивая пистолет.
– Это бессмысленно, Габриэль. Ты напрасно делаешь ей больно.
– Тогда открой дверь, Мириад. И дай мне то, что я хочу.
– У тебя нет полномочий. Я выполняю приказы Николаса Монровы или членов его семьи. И больше ничьи.
– Мы не остановимся. И мы остаемся здесь.
– Я не собираюсь тебе помогать, если ты об этом думаешь, – предупредила Ана. – Я не стану приказывать Мириад открыть дверь и уж тем более учить тебя созданию репликантов.
Фэйт улыбнулась.
– Можешь уже замолчать, мертвая девочка. Распознавание голоса, сканирование радужки глаза, образец крови, электроэнцефалограмма – это четыре этапа аутентификации, которые твой отец установил для защиты системы. Как только мы их пройдем, эта дверь откроется, и мы разберем Мириад на части, пока не найдем то, что нам нужно.
– Кстати, о том, что нам нужно…
Габриэль обхватил руками шлем Аны и дернул. Пластик с треском разорвался, точно бумага, и репликант выбросил его в шахту реактора.
Габриэль взялся за спинку кресла Аны и прокатил его мимо неподвижных Голиафов к светящейся синей линзе Мириад. Голографический ангел бесстрастно наблюдал, не переставая кружиться на своем пьедестале. Ана поняла, что сейчас произойдет, и крепко зажмурилась. Но Габриэль приподнял ее веки кончиками пальцев и насильно заставил посмотреть в пульсирующую синеву. На ее глаза наворачивались слезы. Она шипела проклятия.
– Сканирование радужной оболочки глаза выполнено, – наконец сказала Мириад. – Идет обработка.
Габриэль ослабил хватку, и Ана вырвала голову, пытаясь подавить охвативший ее страх. От костюма больше не было толка. Без надлежащей радиационной защиты она просто впитывала радиацию Вавилона. Отравленные частицы проникали в нее с воздухом, через кожу. Репликанты не были подвержены радиации, но для человека час без защиты, да еще и так близко к ядру был равноценен смертному приговору.
– Четырех детей было недостаточно, да, Габриэль? – спросила она. – Ты и меня собираешься убить?
Репликант выхватил пистолет и приставил дуло к ее виску. Ана смотрела на него с ненавистью и вызовом, а сама в то же время думала, не этим ли оружием он убил ее брата.
– Всему свое время, моя дорогая Ана. – Габриэль улыбнулся.
Он убрал пистолет и повернулся к двери Мириад.
– Всему свое время.
1.29. Секреты
Вспышка статического электричества.
Фонтан искр.
И еще одна турель была выведена из строя.
– У тебя получается все лучше и лучше, – похвалил Иезекииль Лемон.
– Некоторые бы сказали, что я уже родилась талантливой, Ямочки.
– Но только не ты?
– Тогда бы это называлось хвастовством.
Иезекииль и Лемон пересекли лестничную площадку, поднялись еще на один лестничный пролет и вышли на главный этаж Отдела безопасности Вавилонской башни. Приглушенный солнечный свет просачивался через тонированные окна, аварийное освещение окрашивало помещения в цвет крови. На стойке администрации был полнейший беспорядок, оборудование разбросано, стулья опрокинуты. Из пыльных рамок на Лемон смотрели мертвые семьи. В вазе без воды стояли высохшие цветы. Она попыталась представить, что здесь произошло, когда началось восстание. Весь этот хаос и страх.
Лемон задыхалась, обливаясь потом в своем ярко-розовом костюме, и, несмотря на браваду, чувствовала легкое подташнивание. После удара Проповедника в голове пульсировало, к тому же в аварии она вывернула плечо и шею. Перед глазами все плыло. Вполне возможно, у нее было сотрясение мозга. Лем была готова к тому, что в любой момент из-за угла выскочит какой-нибудь красавчик-убийца и попытается содрать ее любимое лицо с не менее любимого черепа. Но хуже всего было то, что они пока так и не нашли Ану.
Да уж, эта смелая спасательная операция явно недотягивала до первоклассной.
– Как ты думаешь, где…
– Тс-с! – Иезекииль поднял руку-протез – …Ты слышала?
– Н-н-нет, – ответила Лемон. – Но с другой стороны, я не из тех, кто за долю секунды может сосчитать веснушки у тебя на лице.
– Тридцать одна, – улыбнулся он.
– Вот тебе и хвастовство, в чистом виде.
Иезекииль нахмурился.
– Слышишь? Снова.
– Мы так и будем играть в двадцать вопросов или ты, наконец, скажешь мне, что это?
– Кашель. В тюремном блоке. – Иезекииль кивком головы показал дорогу: – Сюда.
Они крались по длинному коридору. Иезекииль крепко держал в кибернетической руке пушку огнемета. Лемон протянула руку и, нахмурившись, вывела из строя еще одну камеру. Если без саркастических шуточек, это становилось все тяжелее. Каждое применение силы истощало ее, и с каждым разом приходилось прикладывать все больше усилий. Похоже, решила она, эта сила работала как любой другой мускул – чем больше она ею пользовалась, тем быстрее слабела. Но ее подруга находилась сейчас в самой большой за всю свою жизнь Беде с большой буквы Б. Поэтому Лемон продолжала стараться изо всех сил, чего бы ей это ни стоило.
А отдохнуть можно будет и после смерти.
Они добрались до места, которое, должно быть, и было тюремным блоком, – вдоль прохода тянулся ряд четырехметровых комнат из прозрачного композитного пластика. Они подкрались ближе, и Лемон наконец услышала кашель, о котором говорил Иезекииль, – тихий, влажный и сбивчивый. Кровь застыла в ее жилах, когда она узнала его. Сколько бессонных ночей провели они с Аной, слушая, как в соседней комнате задыхался от кашля старик, которого она считала своей семьей.
– Мистер Си… – прошептала девушка.
Они нашли его сгорбленную фигуру в самой последней камере. Кровь на его губах в алом свете отливала черным, а все лицо напоминало маску из фильмов ужасов. Щеки и глаза впали, а голова была похожа на череп. Всего за каких-то пару дней, что они не виделись, он как будто постарел на сто лет. В запачканных кровью руках старик держал отрубленную голову Крикета.
– Мистер Си! – закричала Лемон.
Старик поднял на нее глаза и, поморщившись, закашлял.
– Какого ч-черта… вы тут делаете, Фрэши?
