И тем не менее, решил Пауль, попытаться стоит.
В три часа он встал, чтобы поразмять ноги. Прогулялся за угол, мимо кабинета фюрера, к балюстраде у ближайшей из комнат англичан. Облокотившись на холодный мрамор, молодой человек с беззаботным видом стал смотреть вниз, на вестибюль. У подножия второй лестницы собралась группа людей: они спокойно переговаривались. Скорее всего, водители. Потом Пауль украдкой глянул на британцев.
Неожиданно за спиной послышался шум. Дверь кабинета Гитлера отворилась, и появился Чемберлен. Выглядел он значительно мрачнее, чем за пару часов до этого. За ним вышел Уилсон, потом Даладье и Леже. Французский премьер, охлопав себя по карманам, нашел портсигар. Английская и французская делегации тут же устремились из своих комнат к лидерам. Когда те проходили мимо, Хартманн услышал слова Чемберлена:
– Собирайтесь, джентльмены, мы уходим.
Обе группы прошли вдоль галереи к дальней лестнице и начали спускаться. Через минуту в дверях показались Гитлер и Муссолини: они двинулись в том же направлении, что и гости. Чиано семенил следом. На лице Гитлера по-прежнему читалось раздражение. Он что-то сердито говорил дуче, жестикулировал, взмахивал правой рукой так, словно хотел отмести происходящее. У Хартманна затеплилась надежда, что вся затея могла пойти прахом.
Легат сидел за столом в офисе в «Регина-паласт» и сортировал содержимое красных шкатулок, отбирая документы, которые премьер-министр пометил как требующие срочного решения. Тут до него снова донеслись ликующие крики толпы. Он вскочил и посмотрел на Максимилианплац. К отелю подкатил открытый «мерседес».
Из него выбрались Чемберлен и Уилсон. Остальные приехали в других машинах. Вся английская делегация собралась на мостовой.
Рядом с ним у окна встала Джоан:
– Вы ожидали их назад так рано?
– Нет. Никакого расписания не было.
Он закрыл шкатулки и вышел в коридор. В дальнем конце негромко звякнул колокольчик лифта. Двери открылись, из кабины появились премьер-министр, Уилсон и один из сотрудников Скотленд-Ярда.
– Премьер-министр, здравствуйте.
– Привет, Хью. – Голос у Чемберлена был усталый. В тусклом электрическом свете он выглядел почти как призрак. – Где нас расквартировали?
– Ваши апартаменты тут, сэр.
Едва переступив через порог, премьер-министр скрылся в уборной. Уилсон подошел к окну и посмотрел на сборище народа. Он тоже выглядел утомленным.
– Как идут дела, сэр?
– Чертовски тяжко пришлось. Не передадите остальным просьбу зайти сюда? Надо раздать всем задания.
Легат занял позицию в коридоре и перенаправлял вновь пребывающих делегатов в комнату. Через две минуты собрались все: Стрэнг, Малкин, Эштон-Гуоткин и Дангласс, а также двое «берлинцев» – Хендерсон и Киркпатрик. Легат вошел последним и прикрыл за собой дверь как раз в ту минуту, когда премьер-министр появился из спальни. Чемберлен переменил воротник и умылся. Волосы за ушами были еще мокрыми. Выглядел он немного посвежевшим.
– Джентльмены, прошу садиться. – Он расположился в большом кресле у дальней стены комнаты и подождал, пока другие устроятся. – Хорас, не окажете любезность изложить общую картину?
– Спасибо, премьер-министр. Так вот, вся эта штука напоминала чаепитие у Безумного Шляпника, как вы наверняка и предполагали. – Он извлек из внутреннего кармана блокнотик и, положив на колено, раскрыл его. – Началось с речи Гитлера, суть которой сводилась к следующему: а) Чехословакия в данный момент является угрозой миру в Европе; б) в течение последних нескольких дней из Судетской области в Германию перебралась четверть миллиона беженцев; в) ситуация является критической и должна быть урегулирована до субботы. Либо Англия, Франция и Италия дадут гарантии, что к этому дню чехи начнут уходить со спорных территорий, либо фюрер войдет и заберет эти земли. Он постоянно глядел на часы, словно проверял, сколько времени осталось до истечения отсрочки мобилизации. В общем и целом у меня сложилось впечатление, что Гитлер не блефовал, и мы или договоримся о чем-то сегодня, или будет война.
Уилсон перелистнул страницу.
– Потом Муссолини огласил на итальянском набросок соглашения, который немцы затем перевели. – Он порылся в другом внутреннем кармане и выудил несколько машинописных листов. – Перевели на немецкий, конечно. Сколько мы можем судить, это более или менее то, что предлагалось ранее.
Сэр Хорас бросил листы на кофейный столик.
– Согласится ли Гитлер на создание международной комиссии, призванной определить, какие районы отойдут к Германии? – спросил Стрэнг.
– Нет. По его словам, на это нет времени – нужно провести плебисцит, и тогда каждый район сам примет решение простым большинством голосов.
– А что станется с меньшинством?
– Ему придется эвакуироваться до десятого октября. Фюрер также требует гарантий, что чехи не уничтожат перед уходом никакие из своих сооружений.
– Вот слово «гарантии» мне как раз и не по вкусу, – вмешался премьер-министр. – Какие, черт побери, мы можем обещать гарантии, пока не узнаем, дадут ли согласие чехи?
– Тогда разве не стоило пригласить их на конференцию?
– Именно на это я и указал. К несчастью, ответом стала обычная вульгарная тирада против чехов. И в изобилии вот этот жест… – Премьер-министр несколько раз ударил кулаком одной руки об раскрытую ладонь другой.
Уилсон сверился с записями:
– Если быть точным, фюрер заявил, что согласился отложить военные действия, «но, если те, кто побудил его сделать это, не готовы взять на себя ответственность за покорность чехов, ему придется передумать».
– Боже правый!
– Тем не менее я стоял на своем, – сказал Чемберлен. – Неприемлемо гарантировать уступки со стороны чехов, пока сами они не дали согласия.
– Какова позиция французов насчет вовлечения чехов в переговоры? – осведомился Хендерсон.
– Сначала Даладье поддерживал меня, но полчаса спустя запел по-другому. Как в точности он выразился, Хорас?
– «Если включение представителей Праги вызовет затруднения, он готов отказаться от этого требования, ибо важно, чтобы ситуация была разрешена быстро».
– На это я возразил, что вовсе не настаиваю на непосредственном участии чехов в конференции, но им следует хотя бы находиться в соседней комнате, чтобы они могли дать нам необходимые заверения, – сказал Чемберлен.
– Вы держались очень твердо, премьер-министр, – заметил Уилсон.
– Да, это точно. Мне пришлось! Даладье совершенно бесполезен. У меня сложилось впечатление, будто он проклинает каждую минуту, которую вынужден пробыть здесь, и просто хочет подмахнуть соглашение и улететь в Париж – чем быстрее, тем лучше. Как только стало ясно, что мы ни к чему не пришли, а на деле даже существует риск погубить все дело из-за приступа злости, я предложил объявить перерыв на час, чтобы каждый из нас мог обсудить предложения Муссолини со своей делегацией.
