В коридоре второго этажа он столкнулся с Эштон-Гуоткином. Тот остановился под одним из канделябров, льющих тусклый свет.
– Привет, Хью! Что делаете?
– Просто бегаю по поручениям.
– Понятно. Ну разве это не кошмар? Ничего не работает. Телефоны безнадежны. – Крупные черты лица Моржа сложились в еще более скорбную, чем обычно, мину. – Только что встречался с чехами.
– Что они думают обо всем этом?
– Что и следовало ожидать. Считают, что от всей этой затеи воняет за милю. На их месте, уверен, мы чувствовали бы себя так же. Но что тут поделаешь? И тот факт, что немцы по-прежнему не выпускают их из комнаты, не улучшает ситуацию.
– Вы возвращаетесь на конференцию?
– Видимо, я там понадобился. Машина ждет внизу. – Он двинулся вперед, остановился, повернулся. – Кстати, тот парень, Хартманн, с которым мы недавно встречались, случайно, не из стипендиатов Родса? Из вашего колледжа?
– Все верно. – Легат не видел смысла отрицать факт.
– То-то я смотрю, имя мне знакомо. В каком году они снова начали принимать немцев после войны – в двадцать восьмом?
– В двадцать девятом.
– Выходит, он должен был учиться вместе с вами. Вы ведь наверняка знали его?
– Да.
– Но предпочли сделать вид, что незнакомы?
– Ему явно не хотелось кричать об этом, поэтому я счел за благо подыграть.
– Правильное решение. – Морж кивнул. – Там все буквально кишит гестаповцами.
Он чинно двинулся дальше. Легат вошел в угловой офис. Джоан и мисс Андерсон сидели за столом и играли в карты.
– Из Лондона не звонили? – спросил Хью.
– Звонили. – Джоан сделала ход. – Причем не раз.
– Что вы им сказали?
– Что вы пошли решать проблему с чехами.
– Джоан, вы ангел.
– Знаю. А это что еще у вас за чтиво?
– Извините. – Он переложил газету в другую руку. – Это мерзкий антисемитский листок. Ищу, куда выкинуть.
– Дайте мне – я избавлюсь от него за вас.
– Да ничего, все в порядке.
– Не глупите – давайте сюда. – Девушка протянула руку.
– Честное слово, я бы не хотел, чтобы вы это видели.
Хью чувствовал, что заливается краской. Никудышный из него шпион! Джоан посмотрела на него, как на чокнутого.
Легат вышел в коридор. В дальнем конце двое гестаповцев, раздобыв где-то стулья, сидели у комнаты чешских делегатов. Он свернул налево, нашарил в кармане ключ и отпер дверь в свой номер. Там было темно. В большом окне виднелись огни в комнатах на противоположной стороне двора. В них суетились жильцы, собираясь к ужину, а один мужчина, казалось, смотрел прямо на него. Хью задернул шторы и включил прикроватную лампу. Принесенный портье чемодан лежал на маленьком столике. Легат бросил газету на постель, прошел в ванную, открыл холодный кран и умылся. Его трясло. Ему не удавалось изгнать из памяти лицо Хартманна, особенно его выражение в последний миг. Глаза друга словно вглядывались в него через глубокую пропасть, расширявшуюся с каждой минутой их разговора.
Он вытерся и вернулся в спальню. Запер дверь. Снял пиджак и набросил его на спинку стула. Взял газету, положил на стол и включил лампу с зеленым абажуром. Потом наконец открыл конверт и достал листы.
Документ был отпечатан тем же крупным шрифтом, как бумаги, полученные им в Лондоне. Немецкий, которым они были написаны, соединил в себе гитлеровский стиль с бюрократическим жаргоном и поначалу с трудом поддавался переводу, но спустя некоторое время Хью удалось вникнуть в смысл.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Меморандум
Берлин, 10 ноября 1937 г.
Протокол совещания в рейхсканцелярии, в Берлине, 5 ноября 1937 г. с 16:15 по 20:30.
Присутствовали:
Фюрер и канцлер.
Фельдмаршал фон Бломберг, военный министр.
Генерал-полковник барон фон Фрич, главнокомандующий сухопутных войск.
Адмирал Э. Редер, главнокомандующий военно-морским флотом.
Генерал-полковник Геринг, главнокомандующий люфтваффе.
Барон фон Нейрат, министр иностранных дел.
Полковник Хоссбах, военный адъютант фюрера.
Фюрер начал с констатации факта, что предмет сегодняшнего совещания так важен, что обсуждение его в прочих странах неизбежно стало бы поводом для собрания всего кабинета, но он (фюрер) отвергает идею сделать его предметом дискуссии в широком кругу рейхскабинета именно в силу важности темы. Изложение им нижеследующего стало плодом размышлений и опыта четырех с половиной лет у власти. Он пожелал объяснить присутствующим господам основные свои идеи, касающиеся возможности упрочения нашей позиции в области международных дел и необходимых для этого условий, и попросил, в интересах долговременной политики Германии, чтобы эта его позиция рассматривалась в случае его смерти как последняя его воля и завещание.
Затем фюрер продолжил:
«Целью германской политики является обеспечить и сохранить расовую общину и расширить ее. А посему это вопрос места. Германская расовая община насчитывает более 85 миллионов членов, и по причине своей многочисленности и малых размеров обитаемого пространства в Европе образовывает плотное расовое ядро, каких не имеется в других странах, и посему подразумевает право на большее жизненное пространство, чем в случае с другими народами…»
Легат перестал читать и оглянулся. Стоящий позади него на прикроватном столике телефон зазвонил.
В «Фюрербау» дела наконец сдвинулись с мертвой точки. Дверь в кабинет Гитлера была теперь открыта постоянно. Хартманн наблюдал, как вышел Эштон-Гуоткин, сопровождаемый Малкином. На смену им отправились Франсуа-Понсе и Аттолико. В галерее, вокруг низких столиков, в островках света от торшеров сдвигались кресла, чиновники склонялись над бумагами. В центре одной из групп Пауль заметил Эриха Кордта: тот, видимо, прибыл из Берлина во второй половине дня.
Лишь Даладье был исключен из всей этой оживленной деятельности. Будто совершенно отстранившись от происходящего, он сидел один в углу и курил сигарету. На столе перед ним стояли бутылка пива и стакан.
Единственным человеком, которого Хартманн не видел, был Зауэр. Куда подевался штурмбаннфюрер? Его отсутствие предвещало недоброе.
Пауль обошел весь второй этаж, пытаясь разыскать эсэсовца. В большой комнате рядом со штаб-квартирой французской делегации был развернут временный офис: кресла и диваны сдвинули в сторону, принесли пишущие машинки и дополнительные телефонные аппараты. Рядом находился банкетный зал. Через открытую дверь был виден длинный стол под белой скатертью, накрытый на шестьдесят человек. Метались официанты, внося тарелки и бутылки, флорист трудился над изысканной центральной вазой. Явно намечалось угощение – призванное отметить успех, скорее всего. Это означает, что стороны близки к соглашению и времени у него почти нет. Все его надежды заключались теперь в Легате. Но основательны ли эти надежды? Нет, горестно ответил он сам себе.
