– «Мы решили, что метод переговоров станет методом, призванным решать любые разногласия, возникающие между нашими двумя странами, и намерены продолжать усилия по устранению возможных противоречий, внося тем самым вклад в укрепление мира в Европе…»
Когда Шмидт закончил, Гитлер несколько секунд не шевелился. Легат видел, как взгляд фюрера бродит по комнате, явно свидетельствуя о напряженной работе мысли. Ему наверняка сложно было отказаться поставить подпись под тезисами, которые он сам прилюдно озвучил. И все же происходящее явно вызывало в нем негодование на этого приставучего английского старикана, просочившегося к нему домой и докучающего своими демаршами. Гитлер чуял подвох. Как-никак англичане славятся своим коварством. С другой стороны, если он подпишет, то хотя бы с этой встречей будет покончено и Чемберлен уйдет. В конечном счете это всего лишь листок бумаги, выражение миролюбивых намерений, не имеющий никакой юридической силы. Чего он стоит?
Этот или подобный этому довод, как позднее предполагал Легат, зародился в уме диктатора.
– Ja, ich werde es unterschreiben.
– Фюрер говорит, что да, он подпишет этот документ.
Чемберлен с облегчением улыбнулся. Гитлер щелкнул пальцами, подскочил адъютант и подал ему ручку. Дангласс привстал, чтобы лучше видеть. Легат ухватился за шанс и вышел за дверь.
Минут десять Хартманн просидел в пустом вестибюле. Обзор прессы лежал на стуле рядом с ним. Слева доносился слабый стук посуды, женский голос, звук открывающейся и закрывающейся двери. Там, как Пауль понял, размещались служебные помещения: кухня, уборная, комнаты прислуги. Спальня фюрера находилась, надо полагать, справа – откуда он вышел. Дверь в гостиную, где происходила встреча между Гитлером и Чемберленом, была закрыта, через толстые доски не доносилось ни звука. Рядом на стене висела картина, изображающая Венский государственный оперный театр, выполненная технически безупречно, но застывшая и безжизненная. Видимо, работа принадлежала самому Гитлеру. Хартманн встал и подошел по паркету поближе. Да, в нижнем правом углу имелись инициалы фюрера. Делая вид, что рассматривает картину, он украдкой бросил взгляд в сторону спальни в конце коридора. К ней, всего шагах в четырех или пяти, примыкала еще одна комната. Любопытство овладело молодым человеком. Он обернулся на кухню, чтобы проверить, не наблюдает ли кто за ним, затем подошел и открыл дверь.
То была маленькая спальня, окно которой выходило на деревья сада за домом. Жалюзи были полузакрыты. Тут стоял сильный приторно-сладкий аромат как живых, так и засохших цветов, а также отдающих корицей духов, высыхающих в своих флаконах. На туалетном столике стояли ваза с увядшими розами и кувшин с желтыми и пурпурными ирисами. Поперек постели лежала простая белая ситцевая сорочка, вроде той, какую носила Лейна. Пауль подошел к дальнему концу кровати и распахнул дверь в ванную. Напротив была открытая дверь, ведущая в спальню Гитлера, через нее виднелся наброшенный на спинку стула пиджак.
Возвращаясь, Пауль более внимательно осмотрел туалетный столик. Черно-белая фотография собаки в рамочке. Стопка почтовой бумаги с надписью «Angela Raubal» в левом верхнем углу. Номер женского модного журнала «Даме». Он глянул на дату: сентябрь 1931 года.
Лейна была права. При виде всего этого сомнений не оставалось. Близость спальни к комнате Гитлера, это неестественное соседство, общая ванная, факт, что ее обратили в святилище, подобное погребальным камерам в египетских пирамидах…
Сзади донесся звук. Пауль быстро вышел и прикрыл дверь. Из гостиной появился Легат. Обернувшись через плечо, Хью заговорил быстрым, тихим голосом:
– Боюсь, у меня плохие новости: гестапо заполучило тот документ.
Хартманну потребовалось несколько секунд, чтобы переварить известие. Пауль глядел на открытый дверной проем за спиной Легата, но никого не видел.
– Когда? – прошептал он.
– Меньше часа назад. Они обыскали номер, пока я мылся.
– Ты совершенно уверен, что он пропал?
– Сомнений нет, Пауль. Мне очень жаль…
Хартманн коснулся его руки, призывая помолчать. Ему требовалось подумать.
– Если прошло около часа, меня наверняка ищут. Я…
Он не договорил. За спиной у Легата появился адъютант. Эсэсовец вышел из гостиной, следом за ним показались Чемберлен и Гитлер. Замыкали процессию Шмидт и Дангласс. Премьер-министр держал два листка бумаги. Один он отдал Гитлеру:
– Это для вас, герр канцлер.
Гитлер тут же переправил его адъютанту. Теперь, когда гости собрались уходить, он казался гораздо более спокойным.
– Doktor Schmidt begleitet Sie zu Ihrem Hotel. Ich wünsche Ihnen einen angenehmen Flug.
– Мне поручено проводить вас в отель, премьер-министр, – перевел Шмидт. – Фюрер желает вам приятного полета.
– Спасибо. – Чемберлен пожал Гитлеру руку.
На миг показалось, что он намерен разразиться еще одной короткой речью, но затем передумал. Адъютант открыл входную дверь, и премьер-министр вышел вместе со Шмидтом на площадку.
– Хью, вы идете? – с ноткой иронии спросил Дангласс.
Легат понимал, что, скорее всего, никогда уже не увидится с Хартманном. Но сказать ему было нечего. Он кивнул другу и поспешил за своими.
Когда дверь закрылась, Гитлер несколько секунд пристально смотрел на нее. Он тер кисть правой руки большим пальцем левой – бессознательное движение, как будто его беспокоил вывих. Наконец фюрер заметил лежащий на стуле обзор и повернулся к Хартманну:
– Это то, о чем говорит иностранная пресса?
– Да, мой фюрер, – отозвался Хартманн.
– Несите его сюда.
Пауль рассчитывал улизнуть, а вместо этого отправился за Гитлером в гостиную. Адъютант расставил по местам мебель, поправил подушки. Хартманн передал обзор. Гитлер зашарил в нагрудном кармане в поисках очков. С улицы донеслись возгласы ликования. Держа очки в руке, фюрер посмотрел на окно, затем подошел к нему. Отдернул край тюлевой занавески и глянул на толпу. Покачал головой:
– И как можно воевать, имея такой народ?
Хартманн подошел к соседнему окну. За прошедшие полчаса, стоило вести о приезде в дом Чемберлена распространиться, толпа значительно увеличилась. На мостовой собрались сотни людей. Мужчины размахивали шляпами, женщины вскидывали руки. Машину премьера с такого угла было не разглядеть, но о ее продвижении позволяли догадаться поворачивающиеся ей вслед головы.
Гитлер опустил занавеску.
– Население Германии позволило себя одурачить. И кому – Чемберлену!
Взмахом руки он раскрыл очки, надел их и приступил к изучению обзора прессы.
Хартманн собирался уже отойти от окна, когда его внимание привлекло новое оживление на улице. Большой «мерседес» – лимузин подъехал с ревом мотора и резко затормозил напротив входа. Пауль разглядел Риббентропа, а рядом с ним – Зауэра. Явно спеша, они выскочили из автомобиля и устремились через дорогу, вертя головами вправо и влево. Даже не стали ждать, пока второй «мерседес» с квартетом эсэсовцев припаркуется рядом. Остановившись, чтобы пропустить проезжающий грузовик, Зауэр посмотрел на окна квартиры. Хартманн инстинктивно отпрянул, боясь быть замеченным.
