Есть несколько версий, кто и когда стал первым больным, получившим курс аминазина. Вероятно, раньше всех курс прошел все-таки 57-летний парижский рабочий, госпитализированный в декабре 1951 г. с расстройством поведения. Он ходил по улице с цветком в горшке, приставал к прохожим и произносил в кафе жаркие речи о том, что нынешнее поколение равнодушно к свободе и движется туда, куда ведут. Связали его с большим трудом. 50 миллиграммов аминазина успокоили пациента, через неделю к нему вернулось чувство юмора и он стал заигрывать с медсестрами; еще через две недели был выписан как «практически готовый к нормальному образу жизни». Действительно, проповедовать в кафе любовь к свободе он перестал и даже забыл, как это делается.
80
Аппарат для чрескостного остеосинтеза
Гавриил Илизаров
1951 год
24 декабря 1951 г. на предновогоднем собрании Курганского областного научно-медицинского общества Гавриил Абрамович Илизаров представил свое изобретение – «аппарат для остеосинтеза». С этого сообщения началась революция в ортопедии.
Илизаров, травматолог Курганской областной больницы, постоянно летал по области на «кукурузнике» У-2. Область большая, лететь долго. В «кукурузнике» не почитаешь, а голова работает. Так со скуки был придуман аппарат для фиксации, чтобы ходить на сломанной ноге, пока она заживает.
Нога выше перелома пронзается стальной спицей. Через верхний отломок кости спицу проводят медицинским сверлом – дрилем. Потом вторая спица, под прямым углом к первой. Спицы вкручиваются в кольцо, как в обод велосипедного колеса, и натягиваются. Другое кольцо приделывают к нижнему отломку. Под контролем рентгена хирург манипулирует кольцами, сопоставляет отломки по форме и стягивает кольца между собой нарезными стержнями. При ходьбе стержни принимают на себя вес больного. Функция ноги не страдает. Никакой атрофии, пролежней, нарушений кровообращения. Сжатие отломков усилено, кость срастается скорее, койка освобождается быстрее. Вроде бы все безупречно.
Первый набросок аппарата Илизаров показал соседу – слесарю с трикотажной фабрики Григорию Николаеву. Сделали модель. Доктор стал скупать разные железки, подбирая марку стали. Советовался с конструкторами, изучил учебник сопромата, все заново рассчитал. Николаев и его приятель слесарь Николай Рукавишников сделали кольца и спицы. Недавний пациент токарь Иван Калачёв выточил стержни и гайки. От эскиза до готового аппарата прошло больше года.
В отделении нашлось немало желающих первыми испробовать на себе аппарат Илизарова: больные говорили, что рука у него легкая. Самой несчастной казалась Мария Крашакова. Из-за неправильно сросшегося перелома она 15 лет – полжизни – передвигалась на костылях. Давно утратила веру в медицину, согласилась «для очистки совести». Два дня после операции дежурил Илизаров у ее постели. Осложнений нет. На третьи сутки она встала, прошлась на костылях. Через неделю – без них. Самой не верилось, отвыкла за 15 лет. Через три недели рентген показал полное восстановление, линии сращивания почти не видно. Илизаров снял аппарат и отправил Марию в родной Макушинский совхоз. На станции ее никто не встретил, и Крашаковой пришлось девять километров до дома идти пешком. Нога не подвела!
К новому году набралось уже девять случаев применения аппарата. Переломы, ложные суставы, замедленная консолидация, неправильное срастание – везде успех. Доклад вызвал удивление и восхищение. Главный хирург области Яков Витебский, сам новатор, сказал: «Дерзай, Гавриил, мы тебя поддержим». На следующий год Илизаров опробовал дистракцию, постепенное раздвигание колец по мере срастания. Ногу хромого пациента удалось удлинить на 11,5 сантиметра. Минздрав выдал авторское свидетельство на аппарат, официально разрешил его применение. Дальше потребовалась помощь ученых. Илизаров представил аппарат в свердловском травматологическом институте ВОСХИТО
[12] и предложил объяснить, что здесь происходит с регенерацией кости, нервов, кровеносных сосудов. Биологи принялись за дело, почуяв открытие. Все шло неплохо до 1956 г., когда Илизаров впервые выступил на крупной конференции, куда съехались врачи из разных областей.
Коллеги так и набросились на Илизарова: какая надобность поднимать больного на третий день? Какое может быть костное сращение за 18 суток? А как же 3–4 месяца в гипсе? Раздражал именно малый срок излечения. Одни говорили: «Удивляюсь, но не подражаю». А другие советовали завышать время: «Почему три недели? Полтора-два месяца уже очень хорошо».
Чтобы доказать способность костей расти на миллиметр в день, Илизаров разработал для свердловских ученых опыты на собаках. В 1959 г. Владимир Стецула, который проводил эти эксперименты, доложил на съезде в Харькове, что костная ткань при постепенной дистракции в аппарате регенерирует с той же скоростью, что и кожа. Перелом – та же рана, и он может заживать быстро, как мягкие ткани!
Эта новость рассердила руководителей ЦИТО, головного ортопедического института в Москве. Не то чтобы они возражали против открытия законов роста костной ткани. Но такие важные мощи должен обретать римский папа на Ватиканском холме, а не безвестные монахи в лесной обители. Вокруг директора ЦИТО Мстислава Волкова сложилась могущественная группа влияния, которую в Кургане прозвали «московские друзья». Прекратить деятельность Илизарова «друзья» не могли. Ну и пусть усатый знахарь балуется своими железками… Ни клиники, ни журнальных статей, ни экспериментальной базы ему не видать.
В материальном плане Илизаров жил неплохо. Влиятельные (на местном уровне) пациенты помогли ему получить двухкомнатную квартиру и купить «Волгу» ГАЗ-21. Его травматологическое отделение на 30 коек собрало команду молодых, полных энтузиазма врачей. Все из разных городов, даже из Москвы. Приехали, прочитав газетные публикации об аппарате.
Они помогли открыть новый биологический закон, о котором Илизаров доложил на первом Всесоюзном съезде травматологов-ортопедов в 1963 г.: дозированное растяжение стимулирует рост и регенерацию тканей. Под такую проблему, по идее, надо создать новый институт, но этот замысел «московские друзья» тихонько утопили. Какие бы чудеса ни творил Илизаров в своей больнице, снабжалась она как заштатная.
Из-за нехватки белья и скученности в таких больницах свирепствовал антибиотикорезистентный стафилококк. Погибло сразу несколько пациентов и в отделении Илизарова. Этого терпеть было нельзя. Мало того что каждый пациент был произведением искусства – не хватало еще, чтобы враги прознали о несчастии и заявили, будто «аппарат убивает». Гавриил Абрамович решился на политическую манифестацию.
Он собрал рваные штопаные простыни и пижамы и пришел с ними в обком партии. Оттолкнул милиционеров, дежуривших у кабинета первого секретаря, и вывалил эти лохмотья к ногам главы региона. О наказании за такую дерзость и речи не было. Уже шаталось кресло под Хрущёвым, и расходившиеся от Кремля сейсмические волны ощущали на периферии. «А вдруг он что-то знает?» С бельем стало полегче. И еще помогли наладить первое некустарное производство аппаратов (прежде их делали те же слесари и токарь). Вышли на Красногорский механический завод, который изготавливал фотоаппараты «Зенит», танковые прицелы и космическую оптику. Там как раз налаживали цех для выпуска мелкоразмерного крепежа. Размещался цех в церкви, отобранной у разорившегося колхоза «Путь Ленина». Это красивейший храм Николая Чудотворца в Николо-Урюпине, шедевр допетровской архитектуры. Несколько лет аппараты Илизарова выпускали только там. Гаечный цех покрывал нужды исследователей, не более того. Распространение чрескостного остеосинтеза было немыслимо без производства, а его блокировали сразу несколько ведомств в союзе с ЦИТО, который визировал промышленное производство только собственных аппаратов, напоминавших илизаровские.
