Книга 100 рассказов из истории медицины , страница 127. Автор книги Михаил Шифрин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «100 рассказов из истории медицины »

Cтраница 127

Вообще, первую искусственную почку сделал во время войны голландец Виллем Колф из подручных материалов: барабан был взят из двигателя сбитого бомбардировщика, а мембраной служила оболочка для сосисок. Главный врач бостонской больницы Джордж Торн пригласил голландца к себе на работу и поручил хирургу Джону Мерриллу сделать из кустарного устройства настоящую машину. Получилось чудо техники, спасавшее больных с почечной недостаточностью. Меррилл успешно проводил диализ, но его машина только продлевала жизнь. Настоящим решением проблемы могла стать пересадка почки.

Узнав, что у Херрика есть брат, Меррилл сделал пробную пересадку кожи одного близнеца другому – отторжения не наступило. Рональд Херрик был согласен отдать брату почку. Оставалось убедиться, что они в самом деле идентичные близнецы. Генетического анализа не существовало, и Меррилл обратился в полицию: у обоих братьев сняли отпечатки пальцев. У гомозиготных близнецов они различаются только нюансами, которые едва замечают профессиональные криминалисты. Так в данном случае и было.

Но сам Меррилл оперировать не мог. У него был лишь опыт нескольких неудачных попыток пересадки почки, закончившихся отторжением. Главврач Торн решил найти специалиста без такого морального груза за плечами. Самым ловким хирургом больницы слыл Джозеф Мюррей. Во время войны он занимался пластикой лица обожженных и знал о пересадке тканей больше других сотрудников. Чтобы вызвать его интерес к теме, Джон Меррилл раскопал в медицинской периодике случай 1937 г., когда хирург пересадил пострадавшему от сильного ожога кожу его идентичного близнеца и эта кожа прижилась идеально. Обнаружилось всего одно такое наблюдение, но оно вызвало у Мюррея профессиональную ревность и желание попробовать то же самое с почкой.

Наконец, нужен был еще один хирург с железными нервами, который бы вырезал у здорового брата почку и не испугался возможных последствий: за неимением законодательной базы «в случае чего» он бы нес уголовную ответственность как лицо, причинившее тяжкие телесные повреждения. По счастью, и такой человек в больнице нашелся, его звали Хартвелл Харрисон.

Перед ним встали невиданные прежде этические проблемы. Он поговорил с юристом, опросил коллег, проконсультировался с протестантским, католическим и православным священниками, с муллой, раввином и ламой. Но ответа ему не давали ни законы, ни священные книги, ни великие врачи прошлого. Перед самой операцией донор задал команде хирургов вопрос: «Обязаны ли специалисты вашей больницы лечить меня в дальнейшем, после операции?» Харрисон с ходу сказал: «Конечно, нет». А потом спросил донора: «Рональд, как ты думаешь, кто-нибудь из присутствующих в этой комнате откажет тебе потом, если понадобится медицинская помощь?» В самом деле, у трансплантологов не существовало никаких законных обязательств перед этим человеком. Его судьба была делом их совести и профессиональной чести. Рональд поверил им, и операция состоялась.

Ричард Херрик поправлялся необычайно быстро. Уже на следующий день после операции у него проснулся аппетит и появился огонек в глазах, чего прежде при трансплантациях не случалось. Наступало Рождество, и сотрудники больницы разъехались по всей стране навестить родителей. Дежурить в послеоперационном отделении остались добровольцы из Бостона, а опекать Ричарда поручили медсестре по имени Клэр.

Ни один из ее больных еще не удостаивался такого внимания: у больницы даже в праздник паслись репортеры. Ричард был молод и красив, хорошо пел, и у него был замечательный брат. А пациенту на фоне его переживаний медперсонал виделся ангелами, ни больше ни меньше. Через две недели он чувствовал себя совершенно здоровым. Меррилл опасался за его новую почку: тогда думали, что любое неосторожное прикосновение могло повлечь отрыв имплантированного органа. Для Ричарда сконструировали прикрывающий бедра пластиковый ортез, смахивающий на средневековый пояс верности. Да он так и не надел эту штуку: у него начался роман с Клэр.

Они поженились и прожили вместе до самого 1963 г., когда Ричард умер от коронарной недостаточности. То было осложнение гипертензии, от которой он страдал, пока болел. Но Ричард успел стать отцом двух дочерей, одна из которых потом работала медсестрой в отделении диализа.

Проводивший операцию Джон Мюррей в 1990 г. удостоился Нобелевской премии. В своей лекции он сказал, что это награда всей команде, и отдал свою премию больнице.

Донор Рональд Херрик стал школьным учителем, а потом был фермером и умер только в 2010 г., немного не дожив до 80. Его левая почка до самого конца прекрасно справлялась в одиночку и никогда не подводила его.

85
Возбудитель трахомы
Тан Фэйфань
1958 год

9 февраля 1958 г. вирусолог Тан Фэйфань закончил эксперимент на своем глазу, доказав, что хламидии вызывают трахому, которой в те времена болел каждый шестой человек на Земле. Тан мог стать первым китайским ученым, удостоенным Нобелевской премии по физиологии и медицине, но вместо награды его ждало суровое наказание.

После этого опыта трахома стала быстро отходить в область преданий. Свойства возбудителя изучили, подобрали схему лечения антибиотиками, и началась глобальная ликвидация. Большинство нынешних врачей видели трахому только на картинках. Публика уже забыла эту глазную болезнь, от которой внутренняя сторона века воспаляется и со временем рубцуется. В двух случаях из ста рубцы закрывают слезные протоки, глаза высыхают, наступает слепота. У остальных воспаленная роговица постепенно мутнеет и все хуже пропускает свет.

Ощущения больного трахомой хорошо передает китайское название этой патологии – «ша янь», 100 рассказов из истории медицины  буквально – «песок в глазах». Трахома заразна, особенно в начальной стадии. До войны ею страдала половина Китая, в деревне даже до 90 %. Статистика отражена в старинной китайской пословице: «Из десяти глаз девять – с песком». Пословица, заметим, не о трахоме вовсе, что и показала биография Тан Фэйфаня.

Он родился в 1897 г. в обедневшей аристократической семье. Денег хватило только на образование детей. Когда Тан учился в медицинском колледже Чанши, его увлекла микробиология. Как выпускник с отличием, он получал выгодные предложения, но от практики отказался: «Ну сколько человек вылечит за свою жизнь доктор? Вот если найти причину какой-нибудь массовой болезни, предотвратишь сотни миллионов случаев».

Трахома в 1920-е гг. наглядно подтверждала эту мысль. Лечение шло долго и стоило дорого. Пока пузырьки на воспаленных веках не успели зарубцеваться, их выдавливали на мучительных процедурах, которые врачи официально называли экспрессиями, а между собой – «репрессиями». Медики при этом еще и заражались от больных: плодившийся на веках возбудитель трахомы оставался неизвестен. Как и возбудители половины других инфекций.

Тан поехал стажироваться в Гарвард, где его учителем был Ханс Цинссер (1878–1940), который исследовал повторный сыпной тиф, носящий ныне название болезни Брилля – Цинссера. Американец был доволен Таном, и молодой человек хотел остаться в Гарварде, когда ему написал старый учитель, вице-президент его колледжа Янь Фуцинь. Оказывается, Чан Кайши решил создать в Шанхае первый в Китае вуз для преподавания доказательной медицины, но делать это некому. Тан был нужен на родине, где ему предложили первую кафедру микробиологии, тем более что в Шанхае была возможность заниматься наукой.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация