И все же, когда Инну первый раз положили на операционный стол, у врачей не поднялась рука на ее прекрасное тело. Ассистент директора Леопольд Озолиньш сказал: «Нельзя такую женщину превращать в мужчину, ведь она может доставить еще столько радости». И операцию отменили, поручив Озолиньшу провести «психотерапию».
Озолиньш был из тех неотразимых врачей-сердцеедов, без которых не бывает по-настоящему хорошей клиники. Для такого профессионала любая атакованная женщина есть уже покоренная. Любая, только не Инна. Эта неудача убедила медперсонал: раз девушка не влюбляется в доктора Озолиньша, значит, операция обоснованна. А заметив, что пациентка стала собирать таблетки снотворного, решили больше не тянуть.
Первый из четырех этапов операции прошел 17 сентября 1970 г. Инна жаждала избавиться от всего женского, но Калнберз сначала создал из тканей передней брюшной стенки половой член с мочеиспускательным каналом и лишь потом удалил молочные железы. Делать экстирпацию матки пригласили опытную женщину-гинеколога, однако та спасовала: за удаление половых органов без жизненных показаний можно лишиться диплома врача. Пришлось Калнберзу заканчивать все самому. Матка оказалась со множественными фибромиомами, развившимися от массированного применения сначала женских, а затем мужских гормонов.
С апреля 1972 г. Инна смогла наконец взять мужское имя и носить мужской костюм, а врачи про себя стали называть ее «он» и «пациент». «Он» повадился ходить в больничный гараж, где подружился с шоферами. С ними «он» курил, выпивал и матерился вволю, наслаждаясь возможностью пребывать в мужской компании без мужских посягательств. У женщин имел большой успех, так как понимал их и знал по себе, что такое, например, месячные или туфли на шпильках. Через полгода он уже был женат. И женат вполне счастливо, разве что супруга часто ревновала его.
8 августа в Ригу приехала комиссия союзного Минздрава: главный гинеколог СССР, главный уролог Москвы и другие известные специалисты. Подозрительно моложе и скромнее всех был психиатр из Института имени Сербского. Калнберз показал гостям все четыре истории болезни, фотографии операций, киносъемки и диапозитивы. Присутствовал и пациент со своей невестой, рассказывал, как он счастлив. Члены комиссии, настоящие профессионалы, увлеклись и написали самое лестное заключение.
Оставшись наедине с Калнберзом, молодой психиатр Владимир Мелик-Мкртычян спросил:
– Ты хоть понимаешь, зачем я здесь?
– Конечно, ведь транссексуализм – это психиатрическая патология, и надо было оценить правильность моего решения…
– Ты очень наивен. Я должен дать оценку тебе.
Скорее всего, министр здравоохранения СССР – выдающийся хирург Борис Васильевич Петровский – страшно обиделся, что операцию сделали без его ведома. Как многие самолюбивые профессионалы, он желал быть не просто лучшим, а единственным. Если бы операцию оформили как проходившую под руководством Б. В. Петровского, все пошло бы иначе. А так – молодому Мелик-Мкртычяну намекнули, что для быстрого карьерного продвижения достаточно написать, будто Калнберз болен, и быть ему тогда не директором РИТО, а пациентом Института судебной психиатрии.
Однако психиатр был солидарен с выводами комиссии. На прощание Калнберз спросил москвичей, как же они теперь покажутся на глаза министру. «Ну что министр? – был ответ. – Он думает одно, говорит другое, делает третье…» По возвращении в столицу СССР комиссия была расформирована, а ее члены изруганы на чем свет стоит. Калнберза вызвали в Москву к министру. Теперь Петровский грозил не психушкой, а реальным судом.
П.: Вы своими действиями нарушили наши законы, понимаете вы это?
К.: Я помогал больной. Она была на грани самоубийства.
П.: Подумаешь! Пусть бы убивала себя. Почему вы не посоветовались ни с кем [например, со мной] и делали все в тайне?
К.: Никакой тайны мы не делали. Привлекались психиатры, эндокринологи, сексопатологи. И потом, какой хирург заранее трезвонит о новой операции, которая может не удаться? Мы создали сначала все мужское, а потом по желанию пациентки удалили женское…
П.: Какое варварство! У здоровой женщины удаляют молочные железы, матку!
К.: Матка оказалась измененной. У больной был фиброматоз и эрозия.
П.: Тоже мне больная! Это разврат! Вам известно, что у нас запрещена педерастия? Эта операция не нашего общества! Вот капиталисты бы вас поддержали.
К.: Я в их поддержке не нуждаюсь. Но ведь может случиться, что кто-то действительно поддержит. И тогда я невольно окажусь в роли Александра Солженицына. [Годом ранее в Париже вышел новый роман преследуемого в СССР Солженицына, а в 1970 г. он был удостоен Нобелевской премии по литературе. Тут министр немного сдал назад, потому что хирург, совершивший первую операцию по смене пола, мог бы отлично устроиться на Западе.]
П.: Что вы такое говорите? Вы коммунист?
К.: Да, коммунист.
П.: И что ж, вы считаете, такие операции надо делать?
К.: Я их делать не буду. Нарушать ваш приказ я не собираюсь. Но раз психиатры пришли к выводу, что операция необходима по жизненным показаниям, мои несовершенные действия все же преследовали гуманную цель.
[И тут министр проговорился…]
П.: Да это не психиатры к вам ее направили, а Демихов! Он только и способен, что собачьи головы к задницам подшивать, и не больше!!! [Петровский сживал Демихова со света, а тут враг обставил министра руками хирурга Калнберза.] Вас под суд надо, это же эксперимент на людях. Вы больны. Солженицына какого-то поминаете. Вам надо перестать бриться и мыться и в самом деле будете похожи на Солженицына. Возьмите отпуск, полечитесь, отдохните.
[Калнберз вынимает козырь.]
К.: Я себя хорошо чувствую. А вместо отпуска – я сейчас еду в Мюнхен.
[Только что началась Олимпиада в Мюнхене, где Калнберз был необходим как специалист по спортивной травматологии. Теоретически угроза суда могла побудить его «выбрать свободу». Кроме того, за Калнберза горой стояло руководство советской Латвии.]
П.: Вы поймите, я вам не враг, я как раз хочу помочь вам выпутаться из данной ситуации. Решение о вашем наказании было бы лучшим выходом.
1 сентября 1972 г. вышел секретный приказ А-130 о строгом выговоре Калнберзу за «калечащую операцию», которая не отвечает устройству и идеологии нашего общества. Подобные операции впредь запрещались, и врачам не разрешалось говорить и писать о них в СМИ.
Но этим Петровский не ограничился. На каждом активе в столицах союзных республик и областных центрах России он заговаривал о некоем хирурге, который из нормальной женщины сделал искусственного мужчину: «Жаждал славы, а получил бесславие!»
Довольно скоро стало ясно, кто имеется в виду. Получилась отличная реклама, теперь Калнберз был нарасхват. Его пациентом стал секретарь ЦК КПСС, и «чудо-хирург» попал в круг знакомых Галины Брежневой. А когда в его записной книжке появился телефон председателя КГБ Юрия Андропова, Калнберз начал подумывать о подпольных операциях по поводу транссексуализма. Но провел всего пять, в то время как за рубежом их отрабатывали и ставили на поток.
