В 1821 г. на острове Святой Елены умер Наполеон. Лишь одно имя из списка наследников в последней воле покойного сопровождается комплиментом: «Завещаю сто тысяч франков Ларрею – самому доблестному человеку из тех, кого я знал».
Правительство удержало половину этой суммы. В 1854 г., через 12 лет после смерти Ларрея, его сын Ипполит все же получил конфискованные пятьдесят тысяч. Из рук племянника Бонапарта, который стал императором Наполеоном III и хотел показать преемственность. На эти деньги Ларрей-младший построил в родной деревне отца школу.
ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ
Anton Ivanov: Войны в первой пол. 19 в. были гуманнее, чем в первой пол. 20-го. Что же будет дальше…
Ответ: Нет, они не были гуманнее. Потери чудовищные. 30 % живой силы обеих сторон. При Аустерлице даже 36 %. Русскую армию начала XIX века отличало совершенно варварское отношение к пациентам, даже к самым способным полководцам. Раненых рядовых при отступлении бросали на поле боя без всякой помощи. Багратиона умудрились не прооперировать и мучили его дорожной тряской три недели, пока он не умер. Моро, на которого возлагали такие надежды, оперировал лучший русский хирург Виллие, а потом этот Моро два дня лежал под проливным дождем, на третий умер. Сравните со Второй мировой, когда Рокоссовского и Конева лечили в прекрасных и, между прочим, общих госпиталях.
16
Удаление опухоли под общим наркозом
Сэйсю Ханаока
1804 год
13 октября 1804 г. японский хирург Сэйсю Ханаока успешно выполнил первую в мире документально подтвержденную операцию удаления раковой опухоли под общим наркозом. Это могло не произойти, если бы жена великого хирурга не пожертвовала собой.
Ханаока изучал сначала китайскую медицину, а затем так называемый стиль Каспара. В основе этого искусства лежали протоколы операций, которые в 1649–1651 гг. выполнял в Нагасаки нанятый голландской факторией немец Каспар Шамбергер. Перенятые у его учеников навыки западной хирургии японские врачи передавали из поколения в поколение, несмотря на официальный запрет ее изучать.
Постигнув стиль Каспара, Ханаока решил сочетать его с применением древнего обезболивающего, о котором говорилось в книгах про Хуа То, великого китайского врача древности. Там было описано снотворное под названием «мафейзан». Хуа То сообщал, что главный компонент – дурман, однако точный состав своего средства держал в секрете.
Двадцать лет Ханаока воссоздавал китайское зелье, испытывая разные составы на собственной жене. В ходе этих экспериментов она потеряла зрение, но ее муки были не напрасны: к 1804 г. удалось создать эффективный препарат, названный «цусэнсан». В него входили дурман, женьшень, даурский дудник, сычуаньский любисток, пинеллия, однопокровница и дягиль. Действующими веществами были алкалоиды, вызывавшие сонливость и временный паралич скелетных мышц. Употребив этот экстракт, человек через 2–4 часа засыпал и пребывал в бессознательном окоченении от 6 часов до суток.
Первым пациентом Ханаоки, изведавшим на себе действие цусэнсана, стала 60-летняя Кан Айя, страдавшая раком молочной железы. От этой болезни умирали все женщины в ее семье. 13 октября 1804 г. Ханаока благополучно провел ей мастэктомию, после чего к нему в городок Нага стали съезжаться больные со всей страны. Он выполнял под наркозом самые разнообразные операции – от удаления рака языка до извлечения камней из мочевого пузыря, но мастэктомию делал чаще всего: 156 раз, с неизменным успехом.
Пример Ханаоки показал, чего может достичь восточный специалист, работая по-европейски, и заронил в умы образованных японцев мечту о западной науке и западном образе жизни.
17
Стетоскоп
Теофиль Лаэннек
1817 год
8 марта 1817 г. датирован самый первый осмотр больного с использованием трубки (стетоскопа), позднее сопоставленный с данными вскрытия. С тех пор трубка, а затем фонендоскоп стали первыми инструментами диагностики и атрибутами врача. Французский терапевт Лаэннек изобрел стетоскоп, чтобы светские условности не мешали обследовать женщин, а начинал отрабатывать свою методику на будущей жене.
Рене-Теофиль-Ясент Лаэннек предпочитал второе из своих имен. Знакомые называли его Теофилем, как и его отца – юриста, бретонского аристократа и владельца усадьбы под названием Керлуанек. Отношения двух Теофилей были сложными. Когда сыну исполнилось пять лет, его мать умерла при родах. Теофиль-старший отослал сыновей к своему брату Гийому, объясняя, что вот он, Теофиль, теперь вдовец, а у Гийома есть жена, которая позаботится о мальчиках. Брат ответил, что это странно, однако детей принял и воспитал вместе со своими.
Когда же Теофиль-старший женился, он не позвал детей к себе, потому что они, дескать, уже подростки и им лучше жить у Гийома в большом городе Нанте. Ведь учиться лучше там. Чтобы Гийому было чем оплачивать учебу, папаша Лаэннек прислал брату бумаги по судебному иску его новой жены к родственникам: «Вот вам иск, что выиграете – все ваше».
Из двух братьев, которые росли в его семье, врач Гийом Лаэннек больше любил Теофиля, поскольку тот явно обнаруживал склонность к медицине. Второй брат Мишо (Мишель) пошел в отца и стал юристом. Росли они как полагается бретонцам среднего достатка: кельтские танцы, песни, стихосложение, охота со спаниелем и токарный станок. Со всем этим Теофиль сочетал коллекционирование минералов и бабочек, а также изучение греческого – чтобы читать Гиппократа в оригинале.
Медицинская практика у него началась в 14 лет, когда те края охватила война с шуанами – партизанами, не признававшими французское революционное правительство. Мальчик поступил в армию хирургом третьего разряда и в конце войны умел все, что полагалось военному врачу, а также без особых переживаний вскрывал трупы.
Восстание еще не было подавлено, когда выяснилось, что можно навестить отца на ферме, где он прятался от кредиторов. Теофиль пешком прошел 50 километров через лес, кишевший недобитыми шуанами, чтобы провести лето с отцом. Оказалось, им хорошо вместе. Старший Лаэннек был бесшабашен, весел и расчетлив. За это сын с того лета очень полюбил отца, хоть и знал ему цену.
Выучиться на врача в Париже стоило втрое больше, чем в Нанте, но лучшее образование давали в Медицинской школе, которую возглавлял личный врач Наполеона Жан-Николя Корвизар (1755–1821). Он один во Франции владел техникой выстукивания – перкуссии, так что, к удивлению персонала клинической больницы Шарите, мог еще до превращения пациента в труп предсказать результат вскрытия. По совету отца Лаэннек поехал поступать к Корвизару. Правда, отец дал только треть нужных для этого денег, остальные доложил дядя Гийом.
