Переписка с министром внутренних дел Закревским и начальником корпуса внутренней стражи Капцевичем ничего не дала: они внедрили прут для оптимизации своей деятельности и были им очень довольны. Тогда Голицын распорядился в подведомственной ему Москве перековывать ссыльных в гаазовские кандалы явочным порядком. Доктор встречал каждую партию и лично наблюдал, как это происходит. Кроме того, каждую неделю он осматривал по шесть тысяч ссыльных и всех, кого только можно, задерживал подлечиться в больнице. Остальным приносил угощение и раздавал деньги – хотя бы по 20 копеек.
Неприятели Гааза попытались нажать на него через церковь: митрополит Филарет, формальный руководитель тюремного комитета, на одном заседании стал выговаривать, что надо знать меру: ведь это злодеи, нужно думать об их жертвах, наказания без вины не бывает… Гааз вскочил и закричал: «Да вы о Христе позабыли, владыко!» Филарет смутился, выдержал паузу. «Нет, Фёдор Петрович! Когда я произнес мои поспешные слова, не я о Христе позабыл – Христос меня позабыл!..» И вышел. Больше никто в богословские споры с Гаазом не вступал.
Вообще, Бог долгое время был главным его аргументом. Когда Гааз раздал заключенным все свое имущество, у него за долги отобрали дом и описали имение, враги подняли голову и добились отстранения доктора от освидетельствования ссыльных. Но он явился к своему преемнику и напомнил «о высшем еще суде, пред которым мы оба не минуем предстать вместе с сими людьми, кои тогда из тихих подчиненных будут страшными обвинителями». И это сработало. Гааз по-прежнему отбирал из этапа и направлял на лечение всех, кого считал нужным.
Лечил он арестантов в Полицейской больнице («больнице для бесприютных всех званий и без платы»), где сам жил на казенной квартире, за неимением собственной жилплощади. При этом ворочал огромными деньгами, которые доверяли ему благотворители, особенно купцы-старообрядцы. К зданию был пристроен флигель, куда приходили все, кого не взяли в другие больницы. Здесь в любое время оказывали помощь раненым, обожженным, укушенным; Гааз лично патрулировал город, свозя в больницу упавших на улице – всех, кого прохожие принимали за пьяных. Не в состоянии платить санитарам-мужчинам, Фёдор Петрович стал принимать на работу и обучать женщин: их труд стоил дешевле, нередко они были честнее и добрее. В Полицейской больнице с 1845 г. проходили обучение первые русские медсестры.
Новому генерал-губернатору Алексею Щербатову жаловались на то, что в Полицейской больнице постоянно превышают нормы приема пациентов. Алексей Григорьевич вызвал пожилого доктора на ковер и категорически приказал «не сметь принимать новых больных». Тогда старик, ни слова не говоря, опустился на колени и горько заплакал. Генерал-губернатор бросился его поднимать. Больше об ограничении до нормы речи не было. За восемь лет при Гаазе через больницу прошло 30 тысяч человек, из которых 21 тысяча выздоровела.
Коллеги спрашивали Гааза, как благородный человек может унижаться перед власть имущими. Доктор отвечал: «Унизительно бывает просить на коленях милостей для себя, своей выгоды, своей награды, унизительно молить недобрых людей о спасении своего тела, даже своей жизни. Но просить за других, за несчастных, страдающих, за тех, кому грозит смерть, не может быть унизительно, никогда и никак».
В 1848 г. генерал-губернатором Москвы назначили заклятого врага Гааза – бывшего министра внутренних дел Закревского. Новый генерал-губернатор сейчас же объявил, что полномочия Фёдора Петровича – «ничто». Но Гааз продолжал ходить в пересыльную тюрьму как на работу: там нижние чины, веровавшие в Страшный суд, нарушали порядок и перековывали арестантов в легкие кандалы.
Тогда Гааза решили уличить в том, что он покрывает симулянтов из числа заключенных, и назначили доктора Николая Кетчера контролировать его решения. Но Кетчер тут же перешел на сторону противника. Гааз действительно задерживал здоровых ссыльных – к одним должны были приехать родственники, за других мог успеть попросить ходатай. Надзиратели носили из больницы записочки с именами этих людей, при рукопожатии передавали их Кетчеру, а тот на глазах у комиссии подсматривал в шпаргалку и говорил: «Не слишком здоров». Гааз тут же восклицал: «Оставить! Оставить! В больницу!»
Подчиненные Закревского, угождая своему шефу, не жаловали Фёдора Петровича. Молодых и равнодушных было не пронять слезами и Страшным судом. Но и к ним старик нашел подход. Один полицейский чиновник рассказывал, как в дождливый осенний день 1852 г. обратился к нему Гааз: «У меня было много работы; сообщенные мне им сведения оказались не довольно полными, и я с некоторым нетерпением сообщил об этом доктору. Тот, ничего не сказав, торопливо поклонился и вышел; но каково же было мое удивление, когда спустя три часа явился ко мне промокший до костей Фёдор Петрович и с ласковой улыбкой передал самые подробные, взятые из части, сведения о том же деле; он нарочно за ними ездил под дождем и чуть ли не в бурю на другой конец города. После этого я не смею никому отказывать в справках об арестантах».
Это один из последних подвигов Гааза. Через несколько месяцев его тело стало покрываться карбункулами. Доктор не жаловался на боль и только раз сказал лечившему его профессору Полю: «Я не думал, чтобы человек мог вынести столько страданий». Каких именно страданий, неизвестно. На этом разговор окончился, больной заснул и больше не проснулся.
ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ
Іоанн Заур Оруджев: Доктор Гааз, икона медицины, пример! Увы, почти забытый.
Ответ: Человека, чья могила круглый год в цветах и свечах, никак нельзя считать забытым. Среди тех, кто их приносит, многие пережили серьезную болезнь в заключении. Они поклоняются доброму доктору как святому, который помог им победить и выйти на свободу.
Natalia Zakuraeva: Интересно, есть ли в наше время врачи, сходные по силе духа и благородству с доктором Гаазом? Очень бы хотелось знать об этих людях еще при их жизни. Чтобы брать пример и вдохновляться. Не все же на Закревских и Капцевичей смотреть.
Ответ: Китайцы в таких случаях считают исторических героев современниками и спокойно вдохновляются их примером, когда живые не радуют.
22
Развитие тиреотоксикоза
Карл фон Базедов
1840 год
28 марта 1840 г. вышла первая статья о патологии, получившей название «базедова болезнь». За этим термином стоят два вскрытия, произведенных доктором Карлом фон Базедовым.
Первое вскрытие он сделал в 1838 г., изучая тело своей шестимесячной дочери. Девочка болела всего восемь дней. Началось с насморка, затем раздулись лимфоузлы на шее. Они стали размером с каштан и загноились. Голова разбухла, а вилочковая железа увеличилась так, что давила на трахею и душила девочку, пока та не умерла. Вскрытие показало, что легкие, печень, селезенка и кишечник усыпаны бугорками размером с просяное зерно. То был недавно описанный в литературе милиарный туберкулез.
