На ферме оставалось немного рождественской ветчины и колбасы, в которых ползали и капсулировались трихины. Все стало ясно: свиное мясо часто бывает заражено ими. Открылся медицинский смысл законов Моисея и Мухаммеда. Вирхов даже обсуждал с коллегами вопрос, не ввести ли по всей Германии исключительно кошерную диету. Но немецкие ученые сошлись во мнении, что «народ не поймет», а их долг – втолковать этому самому народу, что свинина может быть опасна и ее надо заранее проверять.
Рудольф Вирхов начал общественную кампанию за бдительность против трихин. Почему-то больше всех сопротивлялись ветеринары. Одному из них на глазах толпы крестьян Вирхов даже предложил съесть зараженной паразитами колбаски. Тот демонстративно съел – и занемог, хоть и не смертельно. Теперь, когда течение и причины трихинеллеза стали известны, отовсюду пошли сообщения о новых вспышках. В одной кведлинбургской деревне заболело сразу 438 человек, из них 101 скончался. С 1864 г. берлинские городские власти учредили проверку под микроскопом всей поступающей в Берлин свинины. Процедура получила название «трихиноскопия». Она сделала Вирхова еще популярнее, ученый прошел депутатом в парламент. И тут же оказался в оппозиции к канцлеру Бисмарку. Как-то в одном вопросе парламентское меньшинство потерпело очередное поражение, и патолог с трибуны в сердцах заявил, что голова у канцлера пустая, а сам он пустое место. По преданию, Бисмарк вызвал депутата на дуэль. За тем оставался выбор оружия. Вирхов предложил сразиться на колбасах: из двух одна заражена трихинами. Бисмарк отверг эту затею. Еще и сострить пытался, мол, «герои не обжираются перед смертью».
Это стало началом великой дружбы. Теперь канцлер выслушивал мнение Вирхова по разным вопросам. Трихиноскопию ввели во всей Германской империи. И когда Германия в 1883 г. защитила своих производителей, запретив ввоз дешевой свинины из США под тем предлогом, что американцы не проверяют мясо на наличие трихин, Бисмарк просто сиял. В политике даже паразит на что-нибудь да сгодится.
ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ
Валентина Варивода: А как себя обезопасить? Кипятить?
Ответ: На медвежий праздник народы Севера и Сибири по три часа варят медвежатину, чтобы себя обезопасить. Свиное мясо, которое поступает в продажу, сейчас везде проверяют. Кроме того, предназначенные на убой свиньи больше не пасутся где угодно, у них нет возможности съесть мясо, зараженное трихинами.
29
Похищение семян хинного дерева
Чарльз Леджер и Мануэль Икаманахи
1865 год
19 мая 1865 г. успешно закончилась операция похищения из перуанской сельвы семян хинного дерева, которые запрещалось вывозить в Европу. Этими семенами засеяли колониальные плантации, обеспечившие весь мир дешевым хинином – единственным на то время лекарством от малярии. Оно сделало возможной колонизацию Африки и Азии, а также сооружение Панамского канала. Ни один из контрабандистов, благодаря которым это произошло, не нажил на хине состояния, а некоторые еще и сложили головы.
Пока химики 75 лет назад не научились синтезировать хинин, его источником была исключительно кора хинного дерева. В дикой природе оно росло на территории четырех стран Южной Америки: Колумбии, Эквадора, Перу и Боливии. Чтобы вылечить одного человека, нужно полкило истолченной в порошок коры. Счет больным шел на миллионы; за год истребляли несколько сот тысяч деревьев, так что к середине XIX в. они остались в товарных количествах только в Перу и Боливии.
Но и там возникла опасность их исчезновения. Индейцам – сборщикам коры (каскарильеро) с каждым годом приходилось все дальше забираться в леса. Прежде, когда экспортом хины занимались иезуиты, каскарильеро после разделки одного дерева должен был посадить на его месте пять, чтобы они росли рядом крестом. Когда же монополия на кору перешла от церковников государству, священный страх пропал, а чиновникам отслеживать возобновление ресурса было лень.
Попытки европейцев развести хинное дерево за пределами Перу и Боливии терпели неудачу. Растение капризное, признает лишь высоты от 800 до 3000 метров над уровнем моря, совершенно не выносит холода. Вывоз его семян из Перу и Боливии был строжайше запрещен: всемирная монополия приносила до 15 % государственного бюджета. Республика Перу даже поместила изображение дерева на своем гербе рядом с викуньей, поскольку хина и шерсть викуньи символизировали национальное благосостояние.
От викуньи происходила альпака, чей волос тоньше пуха тонкорунных овец. В 1836 г. англичане освоили механическое прядение шерсти альпаки. Эта шерсть тут же вошла в моду, и потребовались ее закупки на месте. В Лиме открылась контора британского торгового дома, где рядовым клерком начал свою карьеру 18-летний лондонец по имени Чарльз Леджер.
Он хорошо рисовал, отличался любознательностью и много читал, особенно медицинской литературы, поэтому быстро прослыл среди местных индейцев доктором. Освоил язык кечуа, с ним можно было поговорить о здоровье, так что пастухи охотнее сдавали шерсть ему. В 1842 г. Леджер уже имел собственное дело в порту Такна, самом южном городе Перу. Женился на Канделарии, дочери чиновника, что несколько снизило количество проблем на таможне. Каждый отгруженный в Такне тюк альпаковой шерсти нес на себе клеймо фирмы Леджера.
Год спустя Леджер увидел, как вытащили из воды тонущего индейца Мануэля Инкра Мамани (искажение на европейский лад, настоящее имя – Мануэль Икаманахи). Сумел откачать утопленника, и тот стал ему верным слугой, сопровождавшим в экспедициях за шерстью по Перу и Боливии. Мануэль умел ездить верхом, но заставить его сесть на коня в присутствии «патрона» было невозможно: индеец предпочитал бежать у хозяйского стремени, без устали преодолевая за день десятки километров.
До поступления на службу к Леджеру он работал каскарильеро и хорошо разбирался в сортах коры хинного дерева, которую англичанин тоже вывозил в Европу. Однажды Мануэль отложил в сторону кусок красной коры из новой партии и сказал, что это самая целебная порода кинкины (в переводе «лекарства лекарств», как индейцы называли кору хинного дерева). Леджер отослал образец на анализ аптекарю в Ла-Пас; оказалось, что содержание хинина в нем 16 %, тогда как считалось, что больше 9 % быть не может. По свидетельству Мануэля, то была кора дерева, которое каскарильеро называют «тата» («отец»). Остались «тата» лишь в области Юнгас на далеких склонах Восточной Кордильеры, и даже там они так редки, что вряд ли белый человек когда-нибудь их видел.
Шальная мысль вывезти из Боливии семена хинного дерева и раньше приходила Леджеру в голову, но это каралось законом. Более выполнимой казалась идея купить стадо альпак, погрузить на корабль и выпустить на ферме где-нибудь в Австралии. Мануэль и его сын Сантьяго брались обучить тамошних пастухов обращению с американскими животными. Надо было только накопить денег, однако в 1845 г. правительство Перу запретило вывозить живых альпак за границу.
