Альпаки водятся и в Боливии. Леджер арендовал у самой границы на боливийской стороне эставеру (ранчо) на полпути между Такной и Ла-Пасом, крупнейшим городом Боливии. Дорог в общепринятом смысле там не построили, проходила пешеходная тропа, по которой раз в неделю пробегал почтальон – совсем как во времена инков. За плату в 10 песо он должен был пройти 380 километров не более чем за шесть дней с сумкой весом около 25 килограммов. Леджер гостеприимно пускал почтальонов к себе переночевать, кормил ужином и давал с собой в дорогу листья коки, которые почтальон жевал на бегу для бодрости. За это курьеры приносили ему из Такны газеты, держа в курсе событий.
В 1850 г. Леджер решился на эксперимент по акклиматизации. И тут почта принесла известие, что Боливия также запретила вывозить этих животных. Бросать дело было жалко, Леджер с Мануэлем решили стать контрабандистами: гнать свое стадо альпак в Аргентину тайными тропами, на которых не было пограничной стражи. Разведывая такие тропы в ноябре 1851 г., они в глухом лесу наткнулись на усыпанные белыми цветами хинные деревья «тата» (цветы других представителей этого рода розовые). Мануэль сказал, что плодов с семенами надо ожидать только в апреле, а на это время у Леджера планировались совсем иные дела.
Он тогда плавал в Австралию, где заручился согласием губернатора на акклиматизацию альпаки. Дело было за малым: переправить стадо через всю Боливию в Аргентину, там передохнуть, затем пересечь всю Аргентину до самого юга, где Анды становятся проходимыми, перевалить через горы и ждать корабль в чилийском порту Лагуна-Бланка. Самым трудным оказался боливийский участок. Четыре раза приходилось возвращаться: дважды стадо вымирало от тягот пути, дважды его конфисковывали, а самого Леджера арестовывали. Он избежал каторги чудом. Сначала, изображая врача, сумел вылечить жену своего тюремщика, а потом, угощая стражника «настоящим шотландским грогом», изловчился, добавил в этот напиток лауданум (настойку опия) и скрылся.
Наконец, в 1856 г. стадо удалось перегнать через пограничный перевал – ночью в грозу, так что не учуяли собаки. Отдыхали уже на аргентинской территории. Достали местные газеты, и у костра Леджер зачитывал своим индейским пастухам новости. Там говорилось, что правительство Британской Индии направило в Боливию экспедицию Клементса Маркема, чтобы раздобыть семена лучших пород хинного дерева для разведения в Индии, поскольку цена хинина за 10 лет выросла в четыре раза. На это Мануэль сказал: «Не уедет джентльмен из области Юнгас в добром здравии, если раздобудет семена “таты”».
Пояснять эту мысль в присутствии 30 соплеменников индеец отказался и только утром на бегу у хозяйского стремени уточнил, что аборигены будут следить за каждым шагом белого человека и сообщать властям. Мало того, даже если Маркем подкупит чиновников, ничего у него не получится. Всем ученым из Европы местная прислуга вредит изо всех сил. Мануэль рассказал, как индейцы-носильщики травят выкопанные с корнем хинные деревья, чтобы они погибли на новом месте, как обрабатывают семена, уничтожая их всхожесть, как семена подменяются подобными, но менее ценных пород. Вот почему кора культивируемых в Индии и на Яве деревьев содержит не более 2 % хинина.
Изумленный Леджер спросил, отчего индейцы так защищают интересы государства, которое для них палец о палец не ударило и даже не желает предотвратить исчезновение деревьев «тата». Мануэль отвечал, что со времен иезуитов хинное дерево считают связанным с потусторонними силами. И если деревья «тата» сумеют развести в других странах, они, обиженные за варварское к себе отношение на родине, полностью исчезнут в Боливии, оставив каскарильеро без заработка. Хотя Мануэль думал иначе, таково общее мнение и поделать с суеверием ничего нельзя.
Леджер написал соотечественнику записку, что в Боливии ему грозит опасность, но ботанику так и не разрешили въезд в страну. Он добыл кое-какие деревья в Перу и сумел довезти их до Индии, где все они погибли по необъяснимым причинам. Маркем винил садовника из лондонского ботанического сада, хотя там этот специалист числился среди лучших.
Опыт акклиматизации альпаки в Австралии окончился финансовой катастрофой вопреки всем стараниям. Шерсть американских животных на новом месте стала гораздо толще, видимо из-за отсутствия привычных кормов. Размножались они неохотно, и скоро в стаде не осталось самок. Самцов колониальные власти скупили и раздали по сумасшедшим домам, чтобы милые мозоленогие, которых так приятно гладить, скрасили жизнь душевнобольных.
Из Перу пришло известие, что Канделария умерла, и Леджер женился на австралийке Шарлотте, купил ферму. Рассчитывая остаться в Австралии навсегда, он отослал Мануэля и Сантьяго домой. Дав им 200 чилийских песо, обещал еще 500 (по тогдашнему курсу 100 фунтов стерлингов), если Мануэль добудет килограммов 25 семян дерева «тата». Семена нужно было сдать бывшему тестю в Такне, а тот уже знает, как их переправить в Австралию.
Индеец исчез на четыре года. За это время все альпаки в Австралии вымерли, Леджера уволили с должности государственного инспектора по их акклиматизации и начали против него расследование на предмет нецелевого расходования средств. В январе 1865-го Леджер бежал обратно в Перу и там сразу же разыскал Мануэля. Оказалось, четыре года подряд в апреле на Боливию обрушивались морозы, губя недозревшие плоды хинных деревьев. 1865-й стал первым благополучным годом.
19 мая индеец принес, наконец, 27 килограммов семян. За это Леджер вручил ему 100 фунтов, двух мулов, четырех ослов, одеяла и винтовку с патронами.
Три недели по четыре часа в день бесценные семена сушили на солнце, чтобы они не отсырели за время путешествия по морю. Затем Леджер отправил их в Лондон посылкой своему брату Джорджу. Девять килограммов за 33 фунта купил голландский консул для разведения хинного дерева в колониях на острове Ява. Еще девять килограммов за 50 фунтов купил один фермер из Индии. И последние девять отправились в Австралию, откуда пришла благодарность и чек на 100 фунтов.
Судьба австралийских семян неизвестна, в Индии дело не пошло из-за климата, а на Яве условия оказались подходящими. Там проросло 20 тысяч леджеровских семян, из которых получилось 12 тысяч деревьев. В 1872 г. они зацвели белыми цветами – это в самом деле были «тата». Собрали первый урожай коры, 260 килограммов, содержание хинина в ней оказалось от 8 до 13 %.
Леджер понял, что Мануэль не обманул, и заказал еще семян. Но доехал верный слуга только до боливийского города Коройко. Там местный коррехидор задержал его, посадил в тюрьму и 20 дней подряд бил, пытал голодом и жаждой, пока несчастный не сказал, на кого работает. За помощь иностранцу в вывозе национального достояния имущество Мануэля было конфисковано: у него забрали ослов, мулов и одеяла, а сам он через неделю умер от побоев.
В течение 10 лет Леджер выплачивал его вдове и сыновьям пенсию 10 фунтов ежемесячно, пока сам не остался совершенно без денег. К тому времени голландцы собирали по 124 тонны хинной коры в год, зарабатывая более миллиона фунтов. Город Бандунг, вокруг которого разбили плантации, соединили с морем железной дорогой, и он на глазах превращался в мегаполис. За счет высокого содержания хинина в яванской коре голландцы смели с рынка конкурентов и стали производить 90 % всей хины в мире. Хотя цены упали в 10 раз, хинин стал доступен каждому и прибыли оставались высокими за счет бесконечного спроса.
