Что же касается причин проказы, то из теории Дарвина следовало, что Homo sapiens для этой болезни – среда обитания. Нужно искать микроорганизм, который существует за счет человека, вынуждая его гнить заживо десятки лет. И по возвращении домой Хансен стал искать. Целый год – безуспешно – в крови прокаженных.
В январе 1873-го он обручился с дочерью Даниельсена Фанни. На свадьбу подарили новый современный микроскоп, и начиная с 1 февраля Хансен стал изучать с его помощью характерную для «узловатой» формы проказы коричневую массу, возникающую в лепроматозных узлах. Подкрашивая препараты наугад так и этак, терпел одну неудачу за другой, пока 23-го числа не различил в крупных «пенистых» клетках крохотные палочки, уложенные аккуратными рядами, как папиросы в пачке.
При всем их сходстве с бациллами Хансен не знал, как доказать, что это бациллы, и отследить их развитие. Он охотно демонстрировал их приезжим исследователям. Шведский ветеринар Эдлунд поглядел, а потом быстренько сделал у себя в Уппсале доклад о том, как он, Эдлунд, обнаружил кокки, вызывающие проказу. Ветеринара быстро привели в чувство, объяснив, что, во-первых, так поступать нехорошо, а во-вторых, кокковая форма для бацилл не самая типичная и торопиться с выводами не стоит.
Второй гость – англичанин Картер, боровшийся с проказой в Индии, опубликовал отчет о посещении Хансена и виденных в лаборатории бациллах, так что его ноябрьское сообщение 1873 г. – первое упоминание микобактерий лепры в литературе. Самому первооткрывателю стало тогда не до микробов: умерла от скоротечной чахотки, заразившись от отца, его молодая жена Фанни. Так у Даниельсена остался в живых только зять, то есть Хансен.
С горя они поехали по Норвегии инспектировать прокаженных и засекли несколько новых случаев среди людей без всякой подобной наследственности, зато имевших контакты с больными. Вместе с наличием в лепроматозных узлах бацилл это указывало на инфекционную природу заболевания. Хансен опубликовал отчет о своей работе на норвежском и английском языках, был назначен главным лепрологом и добился принятия закона 1877 г. о том, что неспособные себя прокормить трудом прокаженные не имеют права просить милостыню или заниматься мелочной торговлей, а должны быть изолированы дома либо в стационаре.
Но главного доказательства патогенности своих бактерий Хансен никак не мог найти. 12 раз инокулировал он содержащими микробы материалами кроликов, себя, своих сотрудников – никто не заболевал. Расти на среде вне человеческого организма бацилла отказывалась. Только спустя почти сто лет, в 1971 г., найдут по-настоящему восприимчивое к микобактериям лепры животное – девятипоясного броненосца. Из-за пониженной температуры его тела возбудитель лепры, который в первую очередь поражает самые охлаждаемые части тела человека, чувствует себя в организме этого броненосца настолько уютно, что размножается.
Тогда Хансен обратился к ведущему эксперту по инокуляции животных культурами бактерий – Роберту Коху, который в 1876 г. сумел заразить сибирской язвой мышонка. Кох увлекся идеей Хансена, что хроническая болезнь может быть инфекционной. Если это так, стоит искать возбудителя самого страшного тогда хронического заболевания – туберкулеза. Летом 1879 г. Кох направил в Норвегию своего самого сообразительного сотрудника, Альберта Нейссера. В свои 24 года Нейссер уже был увековечен в названии открытого им гонококка, вызывающего триппер. В наши дни все гнусное семейство подобных ему бактерий называется «нейссерия».
Хансен устроил гостю из Германии двухмесячную поездку по всем своим лепрозориям, показал 600 больных и буквально завалил препаратами. Но в Норвегии окрасить бациллы так, чтобы они были хорошо видны, Нейссер не сумел. Засушив образцы кожи прокаженных, он отправился домой и добился успеха только 3 сентября.
Кох тут же написал Хансену об этом новом методе – оставить образец ткани на сутки пропитываться фуксином, после чего бациллы становились наконец ярко-красными. Теперь и у Хансена получался хороший препарат, убеждающий любого зрячего человека в реальности бактерий. Оставалось показать, что они способны вызвать у человека проказу. Сам Хансен был явно невосприимчив, и Кох предложил опыт над каким-нибудь прокаженным – о больном ведь точно известно, что перед бациллами он не устоял. Идея была простая: ввести в здоровый глаз больного анестетической формой богатый микробами материал, так что на роговице разовьется лепрома – образование, которое Хансен потом сможет легко удалить.
Поскольку прокаженные ни за что не согласились бы на такую операцию, которая принесет им новые страдания, Хансен решился делать ее обманом. 3 ноября он как главный лепролог вызвал к себе под предлогом осмотра 33-летнюю пациентку лепрозория № 1 Кари Списсён, болевшую с 16 лет. Без предупреждения он надрезал ее роговицу скальпелем, которым только что препарировал лепроматозный узел. Хотя форма проказы у Кари была анестетическая, то есть со снижением чувствительности, ей стало очень больно. Скажем сразу, этот эксперимент оказался неудачным. Глаз только воспалился, и больная месяц не могла толком ни читать, ни вязать.
Она поговорила с больничным пастором Грёволлем. Тот не поверил в злой умысел главного лепролога и решил, что это женская фантазия. Но глаз болел так, что после третьей жалобы пастор написал докладную в наблюдательный совет лепрозория. Собралась комиссия. Коллеги расспросили Хансена, поняли, чего он хотел, но сочли такой поступок несовместимым со званием врача. Указом короля главный лепролог был оставлен на своей должности, но потерял право лечить больных и был отдан под суд.
К 100-летнему юбилею открытия бацилл Хансена именитый судья Верховного суда Норвегии Кнут Блом ознакомился с материалами дела и заключил, что в 1973 г. за подобную операцию было бы назначено суровое наказание. Грозило оно Хансену и весной 1880-го, но тут произошло событие, которое разом переменило мнение всех норвежских врачей.
В Германии Альберт Нейссер опубликовал свое описание бациллы лепры. В статье говорилось, что, скорее всего, Хансен видел этот микроорганизм, но не сумел ни окрасить его, ни доказать, что это бактерия. Более того, автор вспоминал, как старик Даниельсен говорил: «Вот бы Хансен показал мне свою бациллу, а то я ее пока не видал».
Это была чистая правда. Но от нее Даниельсен пришел в ярость. Этот немецкий мальчишка пытается приписать себе великое норвежское открытие, да еще ссылается на его, Даниельсена, авторитет! Все как один норвежские врачи возмутились, и по их настоянию Хансен разослал во все европейские научные журналы объяснения на английском, немецком и французском языках. И уж конечно, во время суда 31 мая 1880 г. каждый опрошенный эксперт-медик твердил, что зря Хансен это затеял, но действовал-то он во славу родины и ради науки.
В результате приговор свелся к запрету на медицинскую практику. Из больницы Хансена уволили, но тут же взяли на работу в музей Бергена, а обязанности главного лепролога он исполнял на общественных началах до самой своей смерти в 1912 г.
Через 26 месяцев после суда Кох открыл туберкулезную палочку. Внешне эта бактерия неотличима от бациллы Хансена, ведь они сестры, принадлежащие к одному и тому же роду микобактерий. Теперь отпали последние сомнения в инфекционной природе проказы. В 1885 г. Хансен добился принятия закона об обязательной изоляции больных лепрой в стационаре или дома, при сопротивлении – силами полиции. Эта система показала такую эффективность, что новые случаи лепры стали редки, и международный конгресс лепрологов принял норвежский опыт за образец по всему миру. С тех пор болезнь сдает позиции, так что есть надежда на ее полную ликвидацию через несколько поколений.
