Нарком здравоохранения РСФСР Николай Семашко разъяснял населению роль вши и призывал с ней бороться. Но тем все и ограничивалось, поскольку российской химической промышленности не стало, а импорт дезинфицирующих средств отсутствовал. Платяных вшей советские граждане издевательски прозвали «семашками». Выражение «словить ядовитую семашку» означало «быть покусанным тифозными вшами». Нечем было дезинфицировать и медицинские учреждения. Тифозных клали в коридорах прямо в верхней одежде – то есть в Тунисе дело обстояло лучше. В Москве перезаразились почти все врачи, половина вымерла, особенно пожилые и со слабым сердцем. Население осталось с тифом один на один; за время Гражданской войны переболело 30 миллионов человек.
Поскольку похожие на мешочников торговцы были и в сопредельных с Россией странах, опасность грозила всей послевоенной Европе. Лига Наций не пожалела денег на лабораторию Вайгля. К 1920 г. вакцина была готова и спасла несколько миллионов поляков во время вторжения Красной армии. На восточных границах Европы остановили не только большевиков, но и тиф.
Красная армия заняла Львов только в 1939 г. К Вайглю явился первый секретарь украинского ЦК Никита Хрущёв и предложил перебраться в Москву. Обещал институт, кафедру и членство в Академии наук. Вайгль сумел убедить Хрущёва, что он и его сотрудники принесут больше пользы во Львове.
Через два года во Львов пришли немцы и предложили Вайглю продолжать производство вакцины уже для нужд вермахта. После долгого торга ученый согласился, но при условии полной неприкосновенности всех, кто ему нужен. Требовалось много добровольцев, которые откармливали на себе вшей перед тем, как насекомых заразят тифом и переработают на вакцину. Вайгль засадил кормить вшей весь цвет львовской интеллигенции.
Паразитов питали своей кровью прославленные на весь мир математики Стефан Банах и Владислав Орлич, геоморфолог Альфред Ян, ректор университета, ботаник Северин Кжеминевский, дирижер Станислав Скровачевский и – самое громкое имя – совсем еще юноша, а в будущем один из наиболее любимых поляками поэтов Збигнев Херберт. Он был «аковцем» (членом подпольной Армии Крайовой) и снабжал вакциной партизан.
Эсэсовцы чуяли, что на «вшивой фирме» не все в порядке. В 1942-м личный эмиссар Гиммлера предложил Вайглю как этническому немцу германский паспорт и переезд в Берлин. Сулил институт, кафедру и Нобелевскую премию после войны – мол, у немецкого правительства большие связи в Швеции. Взамен – всего ничего: «прикрыть эту польскую лавочку». Разговор перешел на повышенные тона. Эсэсовец расстегнул кобуру и заорал: «Мы умеем уговаривать!» Вайгль отвечал: «Как биолог, я знаю смысл смерти и понимаю, что умру. Так лучше сразу от пули, чем день за днем издыхать подлецом. Вы можете только оказать мне услугу…» И удалился, оставив гостя одного.
Люди Гиммлера еще не знали, что помимо «польской лавочки» у Вайгля имелась «еврейская». «Аковцы» умудрялись под видом забора проб крови для опытов провозить вакцину в Варшавское гетто, а периодически даже в Освенцим. Немцы хотели выморить варшавских евреев сыпняком, но эпидемия «сама собой» остановилась.
Вайгль уехал только в 1944-м, когда ко Львову опять подступила Красная армия. Он перебрался в Краков и доживал свой век в Польше. Нобелевская премия ему так и не досталась. Сталин категорически возражал против получения учеными СССР и «стран народной демократии» любых наград, не исходящих от начальства. И Нобелевский комитет забаллотировал Вайгля, чтобы не создавать ему проблем. В 1948 г. Нобелевскую премию за победу над сыпняком получил швейцарец Пауль Мюллер, создатель ДДТ. Химия в самом деле одолела тиф: нет вшей – нет и болезни.
От польского правительства Вайглю сначала доставалось как коллаборационисту-неполяку, потом – во времена Хрущёва – его стали награждать. Командорского креста Ордена Возрождения Польши он был удостоен уже посмертно. Последняя награда была присуждена Вайглю спустя 46 лет после кончины: в 2003 г. израильский институт «Яд Вашем» присвоил ему звание «Праведник мира». Такой чести удостаиваются неевреи, которые во время Второй мировой с риском для жизни спасали обреченных на геноцид.
35
Резекция желудка
Теодор Бильрот
1881 год
29 января 1881 г. Теодор Бильрот впервые в истории медицины успешно удалил часть желудка вместе с раковой опухолью. Пациентка выздоровела, у нее восстановилось нормальное пищеварение. Придумав эту операцию, Бильрот не решался ее делать, наблюдая, как терпят фиаско другие. Он бы еще долго тянул, если бы не музыка его друга Иоганнеса Брамса.
В гимназии Бильрота считали тупым. От недоразвития речи он двух слов не мог связать и ничего не усваивал с ходу. Еле перебирался из класса в класс, и то с помощью репетитора, которого нанимала мать. Чтобы не огорчать ее, Бильрот продолжал учиться, хоть и без всякого удовольствия. Легко давалась одна музыка. Ей он и собирался посвятить жизнь. Мать с трудом уговорила поступить на медицинский факультет: она боялась, что дурачок, способный только петь и пиликать на скрипке, пойдет по миру.
Весь первый курс Бильрот музицировал. Освоил фортепиано и альт. Наставник, профессор-хирург Вильгельм Баум, не верил в будущее балбеса. Когда на следующий год Бауму дали хирургическую кафедру в Гёттингене, он захватил Теодора лишь из жалости к его маме, с которой дружил в детстве. Деньги на расходы Бильроту выдавались при условии, что он будет регулярно слать домой отчеты о своих занятиях.
Составляя эти рапорты, Теодор обнаружил, что ему нравится писать. «С пером в руке я странным образом преображаюсь; ни за что на свете не сумел бы выразить то, что на бумаге легко изливается из души». Биология, которой все-таки пришлось заняться, на поверку оказалась сродни музыке. Если ты не понимаешь музыку, это еще не значит, что она плоха – прослушай другой раз, разучи на фортепиано и, возможно, проникнешься, полюбишь. Так и с микроскопом: чем больше рассматриваешь препараты, тем они понятнее и увлекательнее.
Навык зрительного запоминания нот давал преимущества. Будучи ассистентом берлинской клиники Шарите, Бильрот изучал препараты кишечных полипов. Ему пришло в голову, что подобное он видел в университете, наблюдая развитие цыпленка: нечто росло в полипах из общего центра. Оказалось, раковые клетки. Открытие злокачественного перерождения полипов принесло Бильроту известность. Он прослыл редкой птицей: обычно хирурги не любят и не умеют писать, а у него это получалось. В 29 лет Бильрот получил приглашение стать профессором Цюрихского университета.
Не слишком речистый профессор на лекциях в основном оперировал, но следить за его действиями было интересно, потому что они подчинялись общей идее. Сначала как следует осмотреть больного, выстукать, выслушать, изучить жалобы. Найти центр роста опухоли и удалить его. Если операции на этом органе еще не делали, отработать на собаках и произвести. Мечтой была резекция желудка: за 19 лет до рождения Бильрота было показано, что можно удалить у собаки часть желудка, сшить культю с двенадцатиперстной кишкой и животное продолжит нормально питаться. Собака, оперированная Карлом Мерремом в Гисене, выздоровела настолько, что сбежала от экспериментатора. Но как отважиться вскрыть брюшную полость человека, когда любая рана в живот считалась смертельной?
