Одержав победу, Бильрот задумался о том, как часто человек ведет себя вовсе не по закону борьбы за существование. Почему Брамс любит Клару Шуман, хотя понимает, что шансов у него нет? Отчего сам Бильрот не расстается с бокалом вина и сигарой, если лучше других знает, насколько это вредно? И если силу привязанности можно представить как эволюционное преимущество, то зачем человеку музыка? Отчего нас утешает именно грустная музыка, похожая на самые горькие воспоминания?
Когда в 1887 г. Бильрот болел пневмонией, его лечащий врач Йозеф Брейер рассказал, что как раз во время исторической операции у него была пациентка Анна Оливандер с параличом. Они часами говорили, перебрали самые печальные события ее жизни, и девушка встала на ноги. Теперь вместе с учеником Зигмундом Фрейдом Брейер отрабатывал новый метод лечения, который назвал психоанализом.
Если музыка лечит в этом смысле, то самая популярная должна быть в миноре. Бильрот попросил Брамса посчитать соотношение веселого и грустного у Бетховена, Моцарта и Гайдна. Оказалось, в миноре написана от силы пятая часть их музыки. Бах чуть грустней: 45 %.
– А до Баха? – допытывался Бильрот. – Как там с народной песней?
Брамс пересмотрел все свои песенные сборники, вышла та же пропорция. «Не верю я в метафизические законы психологии», – написал Бильрот. Должно быть материальное объяснение. Что, если дело в ритме? Знакомым врачам, работающим в военных комиссариатах, полетели письма с просьбой сообщить, есть ли призывники, не способные маршировать под музыку. Много ли их? Как их здоровье? Собрать такие данные и выдвинуть достойную теорию Бильрот не успел: в 65 лет он скончался от сердечной недостаточности.
Последняя воля покойного запрещала вскрывать его тело. Если он вправду загнал себя в гроб сигарами и рейнским, то незачем это подтверждать, давая тему сплетникам. По словам Бильрота, «медицине, моей законной жене» и так осталось все, хотя счастье приносила не она, а другая. В письме Брамсу прямо сказано: «И когда я начинаю думать о самых прекрасных мгновениях своей жизни (лишь немногие смертные могут похвастаться такой богатой событиями жизнью, как я), то ты затмеваешь собою все остальное… Я нередко докучал тебе глупыми разглагольствованиями на тему “что есть счастье?” – и сегодня могу сказать определенно: я был счастлив, слушая твою музыку».
ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ
Zlata Khud: Так пациентка поправилась или умерла от метастазов?
Ответ: Поправилась после операции, выписалась через три недели. Но 23 мая, то есть четыре месяца спустя, умерла от метастазов. Уже не в желудке.
Vladislava Ponomareva: Мать «боялась, что дурачок, способный только петь и пиликать на скрипке, пойдет по миру». А что дурачок будет людей лечить, ее не волновало!)))))
Ответ: В наших текстах принято называть вещи своими именами и приводить те мотивы, которые действительно – по документам и свидетельствам – двигали героями. А не идеальные. Да, Кристина Бильрот, в девичестве Нагель, считала своего сына глуповатым и поэтому думала, что в такой конкурентной среде, как музыкальная, Теодор не пробьется без «лапы». А в медицине «лапа» была – друг дома профессор Вильгельм Баум, человек выдающийся и пробивной. Вот будь при нем, говорила Бильроту мать, как-нибудь и проживешь. Что ее сын поверит в себя, уйдет от Баума, станет гениальным хирургом, у нее и в мыслях не было. Никто бы не решился тогда о таком даже подумать.
Еллени Сем: Спасибо! Очень актуальная тема на сегодня, к сожалению. Если четверо из десяти пациентов, обреченных на мучительную смерть, выживают после рискованной операции, значит ли, что смерть остальных должна быть поводом посадить врача в тюрьму? Как хорошо, что тогда это никому не приходило в голову. Иначе медицина до сих пор оставалась бы на уровне Средневековья.
Ответ: Тогда от медицины ждали новых открытий, потому что страданий было много и каждый знал, что может помереть в любой момент. Сейчас большинству кажется, что страдания – это удел хроников, а если ты чувствуешь себя сносно, то все это не про тебя. С жиру бесятся. Судье, которая сажает медика, чтобы выполнить план по посадкам, просто не приходит в голову, что ее собственная жизнь однажды окажется в руках врача. А тот, чтобы не рисковать, вместо процедуры пропишет ей по гайдлайну аспирин.
36
Вакцинация от сибирской язвы
Луи Пастер
1881 год
5 мая 1881 г. Луи Пастер публично привил ослабленную культуру сибиреязвенной палочки 25 овцам и баранам. Все они выжили и получили иммунитет к болезни, косившей тогда скот по всей Франции. Началась эра вакцинации: средство от инфекций стали приготовлять из их возбудителей.
Когда Пастер решил заняться патогенными микроорганизмами, возникла серьезная проблема: ни он сам, ни его сотрудники не были врачами. Отец микробиологии начинал с химии. После того как он открыл бактерий, ответственных за разные типы брожения и за инфекции шелковичных червей, французское правительство положило ему пенсию в размере двойного профессорского жалованья и передало в пожизненное пользование лабораторию. Находилась она в Высшей нормальной школе на улице Ульм в Париже. Это славное заведение готовило лучших учителей Франции, но не врачей.
Приходилось искать болезнетворные бактерии без доступа в больницы. Например, стафилококк был открыт, когда друг и соратник Пастера химик Эмиль Дюкло (1840–1904) покрылся фурункулами. Подозревали, что внутри них активно размножается возбудитель, а вскрыть чирьи для отбора материала было некому. Вызвали на дом врача, кое-как справились. Но после этого случая Пастер спросил Дюкло, нет ли среди его учеников молодого медика, способного на самоотверженный труд.
Под эти критерии подходил один лишь Эмиль Ру (1853–1933), которого Дюкло знал с 1872 г., со времен, когда он заведовал кафедрой химии в Клермон-Ферране. Пришел туда худенький молодой студент-медик, одетый во все черное (Ру носил траур по двум братьям, погибшим на франко-прусской войне в 1870-м). Этот парень рано потерял отца, вырос в семье старшей сестры и, как бывает с детьми, которых воспитывали братья-сестры, занимался только тем, что хотел. Вот теперь его привлекла химия, и он просился к Дюкло.
Чтобы от него отделаться, профессор дал издевательское задание: вот кристалл медного купороса, определите его состав при помощи химического анализа. «Я думаю, что это сульфат меди», – сказал Ру. «В химии не имеет значения, что вы думаете, а важно то, что есть». Студент растворил купорос в воде, поглядел на свет: «Я уверен, что это сульфат меди». «В аналитической лаборатории надо не верить, а знать». И только когда Ру показал наличие в пробе меди и остатка серной кислоты, Дюкло засчитал ответ как правильный. Профессор полагал, что после этого случая Ру больше не придет, однако буйному студенту понравилось.
Особенно его чаровали оптически активные кристаллы, которые были зеркальным отражением друг друга. От Дюкло студент узнал о давнем открытии Пастера, что из пары таких кристаллов сахара бактерии способны усвоить только один, определенный. Здесь кроется какая-то важная тайна жизни, быть может, ответ на вопрос о нашем происхождении. У Эмиля Ру дух захватило от близости к этой загадке.
