Вечером того же дня жена и дочери благополучно вернулись в Париж.
ОБСУЖДЕНИЕ В ГРУППЕ
Anna Kiriluk: Неужели Александр III, правитель богатейшей империи, не мог полностью оплатить поездку укушенных волком?!
Ответ: Царь осведомлялся, хватит ли 700 рублей. Ему не посмели сказать, что нужно больше. Известное дело – когда цари приходят в магазин, ценники меняются.
Ирина Паладуца: Разве [сподвижник Пастера] Тюйе не был тоже врачом?
Ответ: Был, конечно, но к тому времени, как надо было делать инъекцию Мейстеру, Луи Тюйе погиб от холеры в Александрии (18 сентября 1883 г.).
Анна Михайлова: Почему этого не рассказывают в школе и университетах?
Ответ: Причин тут две.
1. Всё это поди добудь. Чтобы такое знать, изволь читать по-французски, непонятное в книжках смотреть, следи за новыми журналами, картинки ищи. Одним словом, возня. Этого никто не любит.
2. Молодые люди, которые учатся «в школе и университетах», – народ любопытный и увлекающийся. Если им историю рассказывать по-человечески, они заинтересуются. А когда человек со студенческих лет чем-то интересуется, он этот предмет, как правило, неплохо знает в дальнейшем. Представьте себе целое поколение людей, которые знают историю, имеют о ней собственное мнение и не поддаются обману. Это что же тогда будет?!
40
Две формы бартонеллеза
Даниэль Каррион
1885 год
5 октября 1885 г. перуанский студент-медик Даниэль Каррион скончался после того, как привил себе распространенную в быту болезнь – так называемую перуанскую бородавку. Неожиданно для самого экспериментатора у него развилась опаснейшая инфекция – лихорадка Ороя, от которой погибает до 88 % заболевших. Опыт наглядно показал, что это две формы одного заболевания, которое теперь называется бартонеллез. В Перу это, конечно, «болезнь Карриона». Несчастный студент признан там национальным героем; его именем названы провинция, город, университет, больница и стадион, а день его смерти отмечается как День перуанской медицины. Такого почитания не удостоился ни один врач в мире.
Перед смертью Каррион все время говорил товарищам о своей семье. Отчасти он повторил судьбу своего отца, который погиб от выстрела собственного револьвера, случайно разрядившегося, когда тот садился на коня. Каррион-младший не собирался погибать от ужасной лихорадки. Он думал привить себе материал из волдырей, которыми покрываются многие перуанские дети, доказать инфекционную природу болезни и получить за это деньги на стажировку в Европе.
Перуанская бородавка – вещь неприятная. На коже головы и конечностей возникают волдыри, при легчайшем повреждении они долго кровоточат. Сопровождается все это головной болью и ломотой в суставах, но проходит за несколько месяцев. Примечательно, что распространена эта болезнь в нескольких областях Перу на высотах строго от 500 до 3200 метров над уровнем моря. Что на таких высотах живет кровососущий москит, укус которого передает инфекцию, никому в голову не приходило. Перуанские врачи думали, что в тех местах «воды такие». Два доктора устроили сравнительные эксперименты. Один пил из колодца, откуда брали воду больные индейцы, другой употреблял только привозную воду из якобы здоровой местности. Заболел тот, которому воду привозили. Так поверья были посрамлены, из чего, правда, не следовало, что бородавка заразна.
В перуанских Андах бородавка – обычная детская болезнь. Пережив ее, человек становится носителем инфекции: в его крови поселяется бактерия бартонелла, но к ней возникает стойкий иммунитет. Если бородавки и поражают взрослых, то, как правило, заезжих туристов, которые поначалу сильно переживают, принимая их за саркому. Болезнь известна с незапамятных времен. Инки называли ее «сирки»; она обрушилась еще на испанцев Писарро, когда те захватывали Перу.
Другая напасть, гораздо более страшная, которая щадит местное население Анд, но убивает пришельцев, – это «лихорадка Ороя». Ла-Оройя, или просто Ороя, – город на высоте 3800 метров, металлургическая столица Перу. Там добывают и выплавляют серебро, медь, свинец и прочие цветные металлы. Все это вывозится на берег Тихого океана по высокогорной железной дороге, на строительстве которой в 1871 г. заболело и умерло 7000 человек. В их крови бартонеллы расплодились так, что заразили почти каждый эритроцит. Это привело к гибели 80 % красных кровяных телец и сильной анемии. Клиническая картина в целом грозная: высокая температура, желтуха, тахикардия, сердечные шумы, анорексия и всевозможные боли. Смертность без лечения – 40 %, а если присоединяется сальмонеллез, что часто бывает, то почти 90 %. Железную дорогу, пересекавшую Западную Кордильеру на высотах более 4000 метров, и без того было трудно строить. Эпидемия же настолько удорожила проект, что Республика Перу обанкротилась.
В 1871 г., как и в 1885-м, когда Каррион ставил свой смертельный опыт, о бартонеллах не имели ни малейшего понятия. Но идея общей этиологии двух перуанских болезней возникла еще во время строительства железной дороги. Один американский инженер, который строил мост на 85-м километре трассы, после тяжелой лихорадки вернулся в Штаты, и дома его стали донимать бородавки. Наблюдавший инженера венесуэльский доктор Рикардо Эспиналь описал обе патологии и предположил, что это две стадии одного заболевания. Да и перуанские врачи это признавали, тем более что индейцы давно считали так же.
Исследовать этот вопрос Каррион не собирался. Он хотел денег, чтобы поехать в Париж. В то время медицинский факультет университета раскололся на «обскурантов», засевших в администрации, и «свободомыслящих», которые со скандалом ушли из альма-матер и образовали Вольную академию медицины. Летом 1885 г. академия решила повысить свой престиж и учредила премию для того, кто докажет инфекционную природу перуанской бородавки. В присутствии членов академии 27 августа Карриону сделали прививку, втерев в четыре надреза на коже кровь из вскрытой бородавки 14-летней больной. 17 сентября Каррион почувствовал боль в левом голеностопном суставе. 22-го он понял, что все пошло не так: кожа побледнела, белки глаз стали желтыми, кровь в моче, головная боль невыносимая. Больной стремительно слабел, так что с 26 сентября дневник заболевания вели с его слов однокурсники. 28-го они записали комментарий: «Замечательна в самом деле скорость развития анемии». В ночь на 30-е Каррион догадался: «У меня лихорадка Ороя – та болезнь, от которой умер наш друг Ориуэла. Лучше не думать об этом, давайте выкурим сигару». Зажечь сигару без посторонней помощи он уже не мог.
Друзья пытались убедить Карриона, что он ошибается, но сами уже всё поняли. 4 октября по настоянию больного его перевезли во Французский госпиталь – единственное лечебное заведение в Лиме, где имелось оборудование для прямого переливания крови. Процедура экзотическая по тем временам, но Каррион был убежден, что это единственный путь к спасению. Теперь эта мысль кажется сомнительной. Даже не потому, что еще не знали о группах крови и резус-факторе. Бартонеллы заразили бы и свежие донорские эритроциты. Но все же Каррион умер не от инфекции.
