Со съезда Ломброзо поехал ко Льву Толстому, которого считал сумасшедшим. Московский полицмейстер одобрил этот визит, надеясь, что зарубежный психиатр после осмотра объявит в Европе о помешательстве графа (русские врачи отказывались это сделать). Но Ломброзо, напротив, признал свою ошибку и сказал, что Лев Николаевич в норме. После этого Корсаков еще больше подружился с итальянцем. Пару лет спустя Ломброзо приезжал в клинику Корсакова и в прогулочном парке для больных посадил на память ель. Это дерево пережило три войны и три революции.
42
Возбудитель столбняка
Сибасабуро Китасато
1889 год
27 апреля 1889 г. на съезде немецких хирургов работавший у Коха японский ученый Сибасабуро Китасато сообщил, что вывел чистую культуру бактерии – возбудителя столбняка. Более того, он установил, что за проявления этой страшной и неизлечимой тогда болезни ответственны не сами бактерии, а вырабатываемый ими яд. Сообщение привело к открытию антител и серотерапии, победе над столбняком и дифтерией. Отвергнув соблазнительные предложения университетов Европы и США, Китасато вернулся на родину, чтобы развивать юную японскую науку. А когда правительство Японии попыталось игнорировать его, этот патриот вступил в борьбу с правительством.
Еще Пирогов догадался, что причина столбняка – смерти от пустяковой царапины – это обитающая в почве бактерия. Саму столбнячную палочку видели в микроскоп Нестор Монастырский, Артур Николайер и многие другие микробиологи. Но понять, как с ней бороться, сумел только Китасато. И сделал он это потому, что у него не было другого выхода.
Доктор Китасато был сыном деревенского старосты с острова Кюсю – самого южного из больших японских островов. Тамошние жители славятся упрямством. Китасато посмел возразить своему учителю в бактериологии – профессору медицинского факультета Токийского университета Огате Масанори. Тот считал причиной болезни бери-бери бактерии и даже предъявил микроорганизм-возбудитель. Но японский морской врач Канэхиро Такаки уже доказал, что бери-бери возникает, если долго питаться белым полированным рисом: это приводит к нехватке тогда еще неизвестного витамина B1.
В Японии тех времен отношение к факту было своеобразным. Флот контролировали самураи клана Сацума. И раз о диетической природе бери-бери заявил морской врач, значит, на флоте так оно и есть, и матросов стали кормить рисом с ячменем. А министерство здравоохранения и сухопутную армию контролировал клан Тёсю. Если «их» главный микробиолог настаивает на том, что бери-бери – заразная болезнь, значит, в армии и минздраве это инфекция. Предписывается есть полированный рис и разыскивать возбудителя. Здравый смысл и врожденное упрямство мешали Китасато поддержать своего сенсея. В результате, когда по императорской программе обучения за границей наш герой отправился в лабораторию Коха, расстался он с Огатой Масанори нехорошо.
Немцы живо объяснили Китасато, что он прав и в науке надо отстаивать собственное мнение: даже твой учитель может ошибаться. Кох поручил японскому стажеру трудоемкие задачи, до которых у него не доходили руки, – получать в чистом виде культуры уже изученных бактерий. Китасато делал это с редким рвением и большой технической изобретательностью. Но его печалило, что трехлетний срок стажировки подходит к концу, а каковы перспективы? Только рабство у профессора Огаты в единственной на всю Японию бактериологической лаборатории единственного медицинского вуза. Нужно было что-нибудь придумать.
В соседней комнате работал Эмиль Беринг – военный врач, увлекшийся химией. Он занимался обеззараживанием и заметил, что кровь подавляет рост микроорганизмов. Китасато часто ходил к Берингу в гости. За чаем среди прочего обсуждали столбняк: почему подозреваемая в его возникновении палочка наблюдается только в сопровождении других микробов, а размножается лишь на дне пробирки? Беринг знал французский и пересказал Китасато вычитанное в трудах Пастера учение об анаэробных бактериях. Столбнячная палочка анаэробна: она размножается, когда другие бактерии рядом поглощают кислород. Беринг занимался еще одним анаэробным организмом – бациллой, вызывающей дифтерию.
Китасато сумел развести столбнячную палочку в атмосфере водорода и показал Берингу, как это делается. Друзья объединили усилия. Но надо было спровоцировать Коха, чтобы тот оставил японца у себя еще на пару лет. На ближайшем семинаре Китасато взял слово и сказал, что нашел противоречие. Великий постулат Коха гласит: за каждую болезнь отвечает только один микроорганизм. А вот Флюгге с Николайером наблюдали столбнячную палочку только в обществе других микробов. Может быть, Кох неправ и тут имеет место симбиоз?
Кох завелся и сказал: «Вот сами и проверьте!» И направил в японское министерство внутренних дел, где служил Китасато, письмо о том, что этот специалист нужен ему еще на два года. Из уважения ко всемирной славе Коха японский император выделил Китасато свой личный грант. Всего через полтора месяца стажер предъявил чистую культуру столбнячной палочки. В докладе от 27 апреля 1889 г. он не просто описал эту бактерию и ее патогенное действие на мышей. Китасато сказал, что в парализованных столбняком нервах палочки нет. Клинические проявления болезни вызывает не сама бактерия, а выделенный ею токсин.
Беринг и Китасато догадались, что этому яду противодействуют антитела, появляющиеся в крови животных, у которых вызвали привыкание к столбнячному токсину. А значит, сывороткой крови таких животных столбняк можно излечить. Совместная статья об этом настолько революционна, что в ней нет ни одной сноски – просто не на кого было ссылаться. Чтобы процитировать хоть что-нибудь, друзья в конце статьи привели фразу из Гёте, а именно слова Мефистофеля, убеждающего Фауста подписать договор с дьяволом кровью: «Кровь, надо знать, совсем особый сок»
[6].
Первой болезнью, которую победили сывороткой, стала дифтерия. Есть предание, будто на Рождество 1891 г. Китасато и Беринг в клинике Шарите спасли задыхающуюся от дифтерийной пленки безнадежно больную девочку. Но этого не было. Впервые победную инъекцию сделали 16 марта 1893 г., действительно в Шарите. В ход пошла сыворотка Беринга, которому Китасато перед отъездом на родину оставил все свои наработки.
Открытие антител принесло Сибасабуро всемирную известность. Он стал первым иностранцем, которому в Германии присвоили звание профессора. Пошли предложения из лучших университетов. Но Китасато считал своим долгом развитие Японии, которая выделила ему решающий грант. Правда, родина встретила его равнодушно. Там по-прежнему царил Огата, который вконец обнаглел и даже написал Берингу письмо, что это он придумал лечение кровью. Поборник бактериальной природы бери-бери не понимал разницу между переливанием крови и инъекцией сыворотки. Зато отлично знал, как оставить вернувшегося Китасато без работы. Никакого института или хотя бы отдела наш герой от государства не получил. Привезенные им из Германии приборы пылились в камере хранения, пока Беринг в своей работе уходил далеко вперед.
