Браун заметил, что на лейпцигской бойне мясники останавливали кровь необычным способом. Поранившись, они выжимали над порезом надпочечники, и самое сильное кровотечение прекращалось. Кто и когда это придумал, неизвестно – метод, во всяком случае, старинный.
В 1895 г. польский врач Наполеон Цыбульский получил гормон надпочечников эпинефрин, который выделяется при стрессе и сужает сосуды, поднимая давление. Шесть лет спустя японец Дзёкити Такаминэ добился полной очистки этого гормона, после чего начался его промышленный выпуск под торговой маркой «Адреналин».
Среди первых заказчиков нового препарата был Браун. Он решил имитировать турникет на любом органе, введя в него сначала адреналин, а через несколько минут, когда кровоснабжение почти прекратится, – кокаин.
На себе Браун установил наибольшую безопасную дозу. Начиная с половины миллиграмма препарат вызывал симптомы запыхавшегося бегуна – учащенное дыхание и пульс за 100. Малейшие примеси или просто несвежие растворы вызывали головные боли, дурноту и обморок. Зато если сделать все как следует, обезболивание длится часами даже при весьма малых дозах кокаина.
Сообщение Брауна об этом в 1903 г. принесло ему всемирную известность. Поэтому химик Альфред Эйнхорн, создатель новокаина, как только 27 ноября 1904 г. запатентовал свой препарат, отправил его на испытания именно Брауну.
Эйнхорн, профессор Мюнхенского политехнического института, искал замену кокаину с 1890 г. Он перебирал один за другим продукты разложения кокаина, привлекая к работе многочисленных дипломников. Одним из них был Рихард Вильштеттер, которому все удавалось с необычайной легкостью. Химическое строение кокаина все еще было неизвестно, и синтез оставался мечтой. Вильштеттер хотел его осуществить. Германия переживала химический бум, свободных мест в академических лабораториях не было, и Эйнхорн разрешил своему бывшему дипломнику за плату работать в студенческой лаборатории с семи до десяти утра.
Дела шли неплохо, пока Эйнхорну не пришла в голову безумная мысль, будто Вильштеттер хочет украсть его будущую победу. На рассвете, когда молодой человек готовился начать экстракцию, Эйнхорн влетел в лабораторию и в крайне резком тоне запретил любые работы с кокаином. Вильштеттер в замешательстве бросился к своему учителю Адольфу фон Байеру (известному открытием барбитуратов). Как быть? Молодому, никому не известному специалисту некуда идти от Эйнхорна. И премудрый Байер дал совет: работайте с атропином, который очень похож на кокаин; так и к синтезу подберетесь, а когда сделаете, будет все равно – победителей не судят.
Действительно, через два года, в 1898-м, Вильштеттер синтезировал кокаин, и Эйнхорн смягчился. Теперь, зная строение молекулы наркотика, можно было конструировать заменитель – грубо говоря, взять из молекулы кокаина звено, отвечающее за анестезию, отбросив то, которое отвечает за привыкание.
Эйнхорн сотрудничал с фирмой Hoechst. Конкурирующий концерн Merck тут же переманил Вильштеттера, создав ему все условия для научной работы. Однако теперь направление было понятно, и с помощью другого дипломника – Эмиля Ульфельдера – Эйнхорн все же получил заменитель кокаина. Он подобрал его как отмычку, испытав десятки вариантов.
Получив новокаин для испытаний, Браун распустил слух, что этот новый препарат совершенно его не устроил и никуда не годится. Так Браун смутил Эйнхорна и обеспечил себе десять месяцев спокойной работы вне конкуренции. За это время он подобрал дозировки, изучив взаимодействие нового препарата с адреналином. Недостатком был краткий срок обезболивания. Зато новокаин, в отличие от других эрзацев, не мешал сосудосуживающему действию адреналина, а в комбинации с ним обеспечивал анестезию, например, вместо 15 минут на все 35. Это делало возможными операции на зубах и подкожных опухолях, с которых Браун и начал испытания. К счастью, у самого Брауна и его пациентов не было столь распространенной аллергии на новокаин, иначе история этого препарата тогда бы и закончилась. В 1906 г. он поступил в продажу.
Монополию на его производство Hoechst сохранил до мировой войны. С первыми же выстрелами страны Антанты остались без новокаина, как и нейтральные до поры Соединенные Штаты, куда немецким торговым кораблям путь был заказан. Чтобы прорвать блокаду, была построена коммерческая подводная лодка «Дойчланд», способная взять на борт 800 тонн груза. Она дважды перевозила через Атлантику сальварсан и новокаин, взамен доставив из США каучук, никель, цинк и серебро.
После триумфального введения новокаина в практику Брауну предложили возглавить громадную больницу в Цвиккау (ныне Heinrich-Braun-Klinikum), которой он и руководил до самой смерти в 1934 г. При изучении его тела обнаружили многочисленные некрозы кожи – память об испытаниях препаратов для местной анестезии.
54
Измерение артериального давления
Николай Коротков
1905 год
26 декабря 1905 г. хирург Николай Коротков сделал в клиническом госпитале Военно-медицинской академии сообщение о природе открытых им звуков, которые слышны при ослаблении манжеты тонометра. По итогам совещания было решено использовать «звуки Короткова» для измерения верхнего и нижнего давления у больных гипертонией. Скрестить тонометр с фонендоскопом Николай Сергеевич додумался, чтобы спасти раненых от ампутации.
История началась с того, что 18 июня 1904 года он сел с незнакомой девушкой в Транссибирский экспресс, а из вагона они вышли уже мужем и женой. Такие случаи время от времени происходят на длиннейшей дороге России. Вот один из первых.
Коротков родился в купеческой семье среднего достатка. Родители оплачивали его учебу в Московском университете. Содержали, пока он приобретал ценный опыт, безвозмездно оперируя в клиниках Боброва и Фёдорова. У купцов, чьи наследники подались из бизнеса в разночинные профессии, обычно был с детьми уговор: «Сынок, учись сколько сочтешь нужным. Но если ты создашь семью, обеспечивать ее будешь сам». И вот время неожиданно настало, причем когда Коротков отправился на войну.
Он готовил диссертацию по травматической аневризме. При повреждении артерии кровь изливается, раздвигая ткани, так что образуется пульсирующее кровавое озеро. Прорыв стенки аневризмы приводит к смертельно опасному внутреннему кровотечению.
В боях с японцами такие ранения случались нередко. Русские врачи называли патроны вражеской винтовки «Арисака» калибра 6,5 мм «гуманными». Причиной гуманности было тщедушие японского пехотинца, который не выдерживал сильной отдачи выстрела крупнокалиберной пулей. Тонкие японские пули в прочной мельхиоровой оболочке мало деформировались при попадании. В среднем нанесенные ими раны заживали быстрее. Зато пуля малого калибра кувыркалась в мягких тканях, ушибая кровеносные сосуды и вызывая аневризмы.
