— Ты не принёс жертвы богам, — напомнил эпистолярий, когда шатёр опустел.
— Принесу после победы. Воины горят желанием битвы, не хочу, чтобы какая-нибудь случайность сказалась на их настроении. Не будь солнечного затмения, Александр уже был бы закован в цепи и ждал приговора суда фессалийских городов.
Начальник походной канцелярии только неодобрительно покачал головой...
Короткий сон на свежем воздухе восстановил силы; воины доедали варёный ячмень, запивая его «лягушатником» — кислым вином, на три четверти разведённым водой.
Несколько всадников стремглав подскакали к самому шатру беотарха. Молодой кавалерийский командир спрыгнул с коня перед уже закованным в броню Пелопидом:
— Противник покинул лагерь и в колонне идёт к холмам!
Лицо командующего исказилось яростью. Враг, это недостойное имени человека ничтожество, не только понял значение Киноскефальских высот, но и сумел упредить его в захвате выгодной позиции, сорвав принятый замысел боя! Так хотелось обратиться к воинам с речью, передать им бушующее в груди пламя. Теперь не успеть. Обидно.
Труба запела тревогу, адъютанты рванулись к командирам синтагм с приказом немедленно выступать, а Пелопид, передав эпистолярию распоряжение во что бы то ни стало занять холмы пехотой, вздыбил своего огромного вороного жеребца и помчался выводить кавалерию. Словно порыв ветра пронёсся по лагерю, подхватив людей и оставив догорающие костры, палатки и подстилки для сна, посуду с недоеденной пищей.
Вскоре командующий, покачиваясь на спине коня, кричал скачущему рядом гиппарху, перекрывая топот идущей справа, слева и позади кавалерийской массы:
— Сметём их, а потом на холмы, поможем пехоте! Лошади легко преодолеют склоны!
Впереди через ту самую седловину, что наметил он для преодоления гряды холмов, уже лился поток всадников Александра; сильные голоса повторили команду, и лавина конницы, набирая скорость, покатилась вслед за пустившим коня в галоп Пелопидом.
Всадники тирана не блистали выучкой, а может быть, просто не хотели сражаться за своего кровожадного повелителя. Они стали придерживать коней, многие повернули назад прежде, чем более широкий фронт решительно атакующего противника охватил их своими флангами в губительное полукольцо. Ещё немного — и вслед за ними пустились все, кто не был связан рукопашной схваткой конного боя...
Пелопид осадил злобно ржавшего жеребца, пропуская вперёд начавших преследование всадников.
С кавалерией противника покончено. Упавшая духом и распылённая по окрестностям, она надолго перестала быть настоящей боевой силой. Но главное всё же решается не здесь, а справа, на холмах Киноскефалы. Там, на их гребнях, в ярком утреннем свете сверкает стена металла — Александр успел занять своими гоплитами самые выгодные позиции.
Фаланга южнофессалийских ополченцев медленно приближалась к войскам тирана. Подъём в гору вызвал неизбежные разрывы её неглубокого строя, длинные шеренги извивались и колебались, не обещая мощного удара.
Вражеский строй колыхнулся, зловеще опустив копья. Сигнал трубы, многоголосый рёв — и тяжёлая пехота Александра всей массой обрушилась на разреженный боевой порядок атакующих.
Беотарх только скрипел зубами, глядя, как тиран делает то, что задумал он, Пелопид. Покосился влево, увидел единственного оставшегося с ним после боя адъютанта. Молодой воин заметил, что командующий был без щита, и самоотверженно прикрывал его во время схватки.
— Сейчас всё зависит от тебя, — схватил он юношу за плечи. — Скачи, найди начальника кавалерии, передай ему приказ: немедленно прекратить преследование и атаковать пехоту противника на холмах с тыла!
Адъютант помчался выполнять распоряжение, а Пелопид быстро достиг пологого подножья холма и остановился там, где неглубокая фаланга южнофессалийских демократов дугой прогибалась под натиском гоплитов Александра.
Прямо из гущи схватки вылетел круглый щит, подпрыгивая на камнях прокатился вниз и дребезжа лёг прямо у конских копыт. Вовремя: легковооружённые пехотинцы тирана, расположившиеся выше по склону за своими гоплитами, обнаружили важную цель и принялись осыпать беотарха стрелами. Две из них вонзились в шею жеребца, и тот, хрипло заржав, в последний раз встал на дыбы.
Пелопид успел соскочить прежде, чем падающий конь прижал бы его к земле. Схватив щит, он закрылся им от стрел и побежал туда, где противник грозил вот-вот прорвать истончившийся строй.
— Вперёд! Сбросим их с холма! — загремел его голос над лязгом оружия и шумом боя. — Нажмите сильнее! Перед вами всего лишь слабые люди!
Растолкал воинов, пробился в первые ряды, в резком броске всадил копьё в самого мощного из наседавших бойцов противника.
— За мной! — грохотал он, выхватив тяжёлый меч; острая сталь в могучей руке превратилась в сверкающий вихрь, просекавший шлемы, панцири, сносивший наконечники копий.
Издав нечеловеческий рёв, Пелопид ударом щита повалил разом двух воинов последней шеренги противника. Фаланга Александра была прорвана! Полтора десятка храбрецов устремились вслед за беотархом, расширяя брешь. Стоявшие на гребне холма лучники испуганно бросились от них прочь.
Тяжело дыша, командующий ступил на захваченную высоту и увидел, как слева по склону, заходя в тыл остановившейся тяжёлой пехоте противника, поднимается вернувшаяся после преследования кавалерия.
Ополченцы утроили натиск, и вот уже весь их боевой порядок занял отвоёванные гребни холмов. Гоплиты Александра отступали шаг за шагом. Отсюда, с вершины, гневному взору Пелопида предстало всё вражеское войско. Оно ещё не разбито, но уже охвачено предчувствием неминуемого поражения, беотарх чувствует это, как гончий пёс ощущает страх преследуемой добычи. Но кто там, на правом фланге, облачённый в богатые доспехи, размахивает мечом, командует, пытается построить и вновь бросить в бой только что получивших хороший урок наёмников? Сомнений нет, сам Александр!
Пелопид, забыв обо всём, вырвал копьё из рук ближайшего пехотинца и бросился вниз по склону к сверкавшему позолотой лат врагу.
— Александр! Стой, мерзкий! Прими вызов, если ты мужчина!
Столь ужасен был вид закованного в окровавленные доспехи гиганта, столь велико его презрение к опасности — словно он неуязвим, как Ахилл, — что передние наёмники отпрянули перед единственным бойцом. Тиран и не думал принимать вызов, а поспешил укрыться в глубине строя. Пелопид устремился за ним, сметая вражеских пехотинцев. Вскоре вокруг него образовалось пустое пространство.
— Он всего лишь один, — закричал, опомнившись, какой-то наёмник, — бросайте в него копья! — и первым подал пример.
Больше десятка тяжёлых, предназначенных для боя в фаланге копий, пущенных с расстояния в несколько шагов, длинными тенями мелькнули в воздухе.
Радостные крики наёмников и горестные — южнофессалийских ополченцев — слились воедино: непобедимый фиванский воин, знаменитый беотарх сражён! Пелопид ещё сделал пару шагов вперёд, к своему ненавистному врагу, и тяжко рухнул, загремев пробитыми доспехами.
