— Надо будет — позовём ещё, — произнёс Александр, глядя им вслед со сторожевой башни. — Сейчас мне важнее копить золото и серебро в кладовых, чем воинов в лагерях и гарнизонах...
IX
Ксандр, цепляясь за жёсткие ветви маквиса
[141], скользнул подошвами сандалий по мелким камешкам склона. Вереница повозок простучала колёсами, прошли все, кто её сопровождал, можно продолжать путь.
— Интересно, — подумал он, — я поспешил укрыться прежде, чем обнаружил приближение повозок своими органами чувств: значит, помимо известных, существует ещё одно, непознанное чувство, или мысль уйти с дороги и укрыться на склоне внушили боги?
В последнее время, оставшись один, он не раз ощущал некий внутренний позыв, толкавший его на поступки, казалось бы, необъяснимые обстоятельствами. Юноша научился следовать ему — война испортила нравы людей, и без того несовершенные. Не только разбойник, но просто тот, кто сильнее, мог польститься на кошелёк с остатками серебра, и даже простые крестьяне поддавались соблазну, отлавливая и сбывая работорговцам одиноких путников.
Стройный юноша с крепкими мускулами уже мог постоять за себя сам, но если нападут сразу несколько сильных взрослых людей...
Он внимательно, хотя и незаметно, изучал лица будущих попутчиков, решая, проделать очередной участок пути в одиночку или с какой-нибудь группой торговцев, безошибочно распознавая лукавство в бегающем взгляде, хитрость и вероломство в уголках губ. Истинная псюхе-душа, учил Зенон, отражается в глазах и в лице человека, она обязательно проглянет, как её ни прячь. Если попутчики не внушали доверия, Ксандр продолжал путь один, избегая ненужных встреч.
Неизвестно, что представлял собой только что проехавший обоз, но с тремя мужчинами, которых он видел вчера на постоялом дворе, не хотелось бы оказаться на одной дороге. Было в их покрытых пыльной одеждой телах здоровье диких зверей, а в жестах и движениях — повадки хищников. Взгляды быстрые, сообразительные, беспощадные. К усыпанным металлическими бляхами поясам толстой кожи были привешены ножны тяжёлых ножей — сами ножи были в работе: мужчины отрезали им куски жареного барашка и отправляли мясо себе в рот пальцами, способными раздавить орех. Рядом стояли чёрные длинные посохи, лежали дорожные котомки.
Один из них, метнув пару раз в сторону Ксандра оценивающий взгляд, встал, чтобы о чём-то переговорить с хозяином. Возвращаясь, он задел подкреплявшегося скромным ужином юношу, неожиданно извинился за неловкость и спросил, не в Фивы ли идёт одинокий путник?
Ксандр не моргнув глазом заявил, что путь его, собственно, закончен, и здесь он всего лишь поджидает старших братьев, чтобы вместе идти в свою деревню. Это недалеко, завтра к полудню они будут на месте.
— Ну а вы, верно, направляетесь в Фивы? — в свою очередь спросил он незнакомца.
— Да, у нас там кое-какие дела. Скажи, почему родные отпустили тебя одного? На дорогах неспокойно.
— Отчего же? Я путешествовал вместе с друзьями отца и расстался с ними недавно, — ответил юноша и, сославшись на усталость, отправился ожидать мнимых братьев в снятую им на ночь комнату второго этажа. Надёжно запер дверь посохом, взглянул на узкое оконце — крупному мужчине не пролезть — и улёгся в кробатос. Без шума сюда не войти, а на постоялом дворе, хвала Гермесу, есть и другие люди. Наказал себе встать пораньше и спокойно заснул.
Рано утром Ксандр ушёл через окно, но с чистой совестью — за ужин и ночлег было заплачено. Сейчас, благополучно разминувшись с обозом, он вновь вспомнил о трёх незнакомцах — с каждой подобной задержкой они приближались. Что ж, если верить карте, Фивы недалеко, ещё до заката Солнца можно войти в городские ворота. Иначе придётся ночевать под открытым небом — новая встреча с неприятными попутчиками где-нибудь в гостинице или на постоялом дворе весьма вероятна.
Может быть, юноша и достиг бы цели путешествия к исходу дня, но пришлось ещё раз прятаться — на этот раз от военного отряда. Вот и пришлось встречать вечер не на улицах города, а под листьями платанов, раскинувшихся небольшой рощей близ дороги.
Молодой путник не стал разводить огня; съел захваченную на постоялом дворе лепёшку, кусок твёрдого, как камень, сыра, выпил воды из фляги и забрался в скрытый кустами боярышника хворост. Забросав себя слоем прутьев для тепла и укрытия, он уснул на своём видавшем виды плаще.
Пробуждение было медленным и плавным, как учил наставник. Свет наступающего дня пробивался сквозь прутья, вливая бодрость, но вместе с нею вселял и знакомое чувство тревоги. Человеческие голоса. Совсем близко и неприятно знакомые.
— Нечего даже думать об этом мальчишке. Он был один и сумел тебя провести — значит так тебе и надо.
— Говорю вам, мы заработали бы на нём не одну сотню драхм, а потеряли только один день!
— Глупец, гоняться за сотней драхм, когда тебе обещан целый талант серебра. Станешь богатым человеком! Надо приступать к главной работе, и побыстрее.
— Сделали бы завтра. Сам же сказал, что этот парень ездит здесь каждый день.
— Хватит болтать, за дело. Я уже получил задаток...
Голоса немного отдалились, послышалась какая-то возня.
Ксандр, не дыша, медленно повернулся. Сквозь листья боярышника он различал, как трое мужчин — тех самых, — над чем-то трудятся, засев под платанами у самой дороги. Один из них встал, развинчивая свой дорожный посох.
— Стрелы слишком тонкие, — донеслось до юноши.
— Зато из какого дерева выточены их древки! Твёрдые, тяжёлые, как железо!
— Их тут всего восемь.
— Больше и не потребуется.
— Лезвия мечей слишком гибкие, — заявил другой, со свистом рассекая воздух тёмной сталью.
— Скажи, ты когда-нибудь ещё видел меч, который можно обернуть вокруг тела, как пояс?
— Интересно, где такое оружие делают?
— В Сирии. Привяжите конец верёвки к тому дереву через дорогу, другой поднимите, если всадники будут скакать быстро. Да присыпьте её, чтобы незаметно было.
Всё затихло, только птицы щебетали на кронах деревьев.
Ксандр лежал, не шевелясь в своём убежище: ясно, готовится какое-то злодейство и теперь, если он будет обнаружен, дело не дойдёт даже до продажи в рабство. Его просто прикончат как опасного свидетеля.
Сердце билось так сильно, что юноша слишком поздно услышал приближавшийся конский топот, чьи-то весёлые голоса, беззаботный смех. И вдруг — пронзительное ржание, грохот от падения чего-то тяжёлого, надсадные крики, лязг и звон металла.
Ксандр, разбрасывая прутья, с шумом выскочил из укрытия: если бежать, то сейчас, пока охотникам за людьми не до него! В нескольких шагах от себя он увидел спину лучника — тот пятился, накладывая стрелу на тетиву, а со стороны дороги к нему бежал воин в шлеме и панцире, с коротким блестящим мечом в руке.
