«Там, должно быть, менее боеспособные союзники фиванцев, — подумал Ификрат, — крылья-фаланги нужны, чтобы добить остатки рассечённых и смятых ударным клином войск противника».
Кавалерия двумя тёмными массами примыкала к флангам, шла неспешно, шагом, поблескивая наконечниками пока ещё поднятых копий.
Огромная живая боевая машина, построенная специально для одного сражения, притягивала взгляд, завораживала, так, что внимания на рассредоточенную перед нею лёгкую пехоту уже не хватало; между тем её количество обещало самый густой град стрел, дротиков и свинцовых пуль из пращей.
Копья, копья... Их необычайно длинные древки колышутся, словно пшеница на хорошем поле в урожайный год.
Остриё ударного клина нацелилось туда, где торопливо строились в шеренги воины в красных плащах. Эпаминонд хочет в первую очередь разделаться со своими старыми врагами, спартиатами. Что ж, расчёт его верен — поражение Спарты определит исход битвы, а быть может, и всей войны.
Несколько стадий и несколько шеренг спартиатов — вот и всё, что отделяет Эпаминонда от господства в Элладе, и помешать ему уже невозможно. Ификрат и Агесилай, пожалуй, смогли бы найти верное решение, но вот успеть претворить его в жизнь...
Афинский стратег удручённо взглянул на золотисто-алые шеренги. Мужество обречённых невольно внушало уважение. Будь что будет, он выведет своих пельтастов им в тыл, увеличит общую глубину боевого строя. Победа Эпаминонда, если она ему суждена, не будет такой лёгкой.
Ификрат хотел отдать приказ, но на близлежащих холмах появились илы закованных в броню всадников, сверкнули панцири гоплитов. Откуда они здесь? Впрочем, сейчас важно другое. Противник изготовился к атаке, но не двигался, словно говоря: «Стойте на месте, афиняне. Стойте там, где стоите, и не вздумайте помочь спартиатам — получите удар сразу же, как только попытаетесь перестроиться. Фиванская демократия сегодня сводит счёты не с вами, смотрите, куда направлен главный удар её войск. Стойте на месте, афиняне, и победитель протянет вам руку дружбы. Сильную руку, руку панэллинского гегемона!
Справа донеслось стройное пение могучего хора; старый царь поднял меч и затянул пеан, тут же подхваченный множеством голосов.
Наступающий противник ответил зловещим шумом опускаемых сарисс. Длинные копья падали волна за волной, окаймляя ударный клин острой, необычайно густой стальной щетиной.
Лёгкая пехота противоборствующих сторон тем временем вошла в боевое соприкосновение, и схватки, подобные предваряющим большой пожар вспышкам, заполнили разделяющее главные силы пространство. Беотийцы со своими союзниками одерживали верх. Вскоре они оттеснили, прогнали, а частью уничтожили лаконских скиритов, афинских фетов, вышли на дальность стрельбы из лука, и первые стрелы нашли своих жертв в золотисто-алых рядах.
Подразделения фиванских лучников быстро смыкались в шеренги и спешили опорожнить колчаны до подхода своей тяжёлой пехоты. Теперь уже тысячи стрел одновременно рассекали воздух, смертоносными потоками устремляясь прежде всего туда, куда должен вонзиться наконечник ударного клина Эпаминонда.
Агесилай не стал ждать, когда убийственный град проредит строй его воинов, а взмахнул мечом и повёл монолит в атаку. Афинская фаланга качнулась и тоже пошла вперёд, подхваченная порывом духа. Неподвижно застывшие на холмах всадники и гоплиты противника тут же пришли в движение, нацеливая удар в левый фланг и тыл афинян.
Опасный манёвр, так как кавалеристы Ификрата уже неслись навстречу фивано-фессалийским конным массам. О, если бы могли они сквозь бешеный стук копыт и лошадиное ржание услышать слова своего стратега!
Конница противника двинулась навстречу неспешной рысью, чтобы приданные пехотинцы, бежавшие в интервалах между бронированными всадниками, не отстали до времени.
Лучники Эпаминонда ещё пятились перед золотисто-алыми шеренгами спартиатов и, беспорядочно стреляя, уходили за правый скос ударного клина, чтобы, просочившись меж рядов своей тяжёлой пехоты, очистить поле боя для главных сил. Путь в стороны флангов был закрыт — там уже закипели жаркие кавалерийские бои.
Напрасно афинские и лаконские наездники пытались опровергнуть расчёты вражеского полководца. Тяжёлые копья валили их с конских спин, длинные мечи секли в круговерти схватки, клинки пехотинцев вонзались в незащищённые бока людей и лошадей. Противник превосходил числом, вооружением и воинским умением.
Исход кавалерийских боёв был решён прежде, чем остриё фиванского ударного клина с лязгом, грохотом и хрустом врезалось в красные шеренги спартанского монолита. Вскоре уцелевшие афинские и лаконские всадники скакали к югу, ища спасения в бегстве.
Фивано-фессалийская кавалерия начала преследование, приданная ей средняя пехота сгоряча рванулась следом, но скоро отстала. Разгорячённые боем, гордые победой, но потерявшие управление и лишённые строя пехотинцы возвращались на поле сражения. Беспорядочная толпа двинулась туда, где отражали наскоки всадников и атаки гоплитов пельтасты Ификрата.
Афинский монолит был подобен медведю, взятому за окорока собаками. Машет разъярённый зверь смертоносными лапами, крушит злобную зубастую мелочь, чьё дело — всего лишь удержать его до подхода охотников.
Тяжеловооружённые воины окаймляли боевой прямоугольник фаланги бронзовой стеной своих доспехов. Спокойно, без суеты, словно делая самое обычное дело, встречали вражеских конников, уткнув башмак копья в землю и подперев его ногой, а пехотинцев — взяв оружие наперевес. По сигналу трубы закованные в металл бойцы опускались на колено, и стоявшие меж их рядами феты осыпали противника градом стрел в упор. Когда же волна атаки откатывалась, оставляя убитых и раненых, гоплиты делали пол-оборота вправо-влево, выпуская вслед противнику колонны-змейки пельтастов — те совершали вылазки, словно из осаждённой крепости. Настигнуть дезорганизованного противника, нанести несколько удачных ударов, и быстро, прежде, чем он сможет опомниться и сковать дерзких схваткой, вернуться за большие и надёжные щиты гоплитов.
«Сегодня они отработают своё большое жалование с лихвой», — подумал Ификрат, глядя на очередную удачу своих бойцов.
Настоящее сражение только начиналось, и самые грозные испытания впереди. Пристроенное к основанию ударного клина крыло-фаланга приближается, как грозовая туча.
Мощный фронтальный удар возможен уже скоро — как только фиванский клин разрежет, сокрушит, опрокинет, растопчет монолит спартиатов, а затем, словно пилой, пройдётся своим правым скосом по флангу боевого порядка афинян.
Тяжёлая кавалерия противника рано или поздно вернётся и зайдёт в тыл, а на левом фланге повиснет вот эта толпа, что с таким безрассудством бежит навстречу стрелам его фетов. Стратег дал команду сигналисту и, не обращая внимания на пули беотийских пращников, обратил взгляд туда, где решалась судьба сражения и... Эллады.
Ударный клин, встретив первые шеренги лаконской фаланги, лишь ненадолго замедлил своё движение. Заряженный и ведомый непреклонной волей, он напряг силу тысяч образующих его человеческих тел и вновь двинулся вперёд, прогибая, продавливая, сокрушая спартанскую фалангу, скашивая остриями сарисс воинов в красных плащах, топча их крытыми бронзой высоких кнемид ногами.
