— Я думаю, Агесилай, главные силы лучше держать здесь, — высказался Поликрат. — Иначе что остановит афинян, когда они узнают об уходе всех войск в Фокиду? Им даже незачем будет идти на переговоры.
Вот оно! Именно такого предложения и ждал Агесилай. Внешне оно пронизано тревогой за судьбу отечества, а на самом деле содержит скрытую возможность возобновить безнадёжную морскую войну, как только подвернётся первый благоприятный случай. Ну, нет, теперь он не оставит Поликрату ни одной лазейки.
— Напомню, — терпеливо, словно малым детям, внушал царь, — нехватка денег — не единственная причина, понуждающая Афины к миру. С тревогой смотрят они на своего соседа — Фивы! Не забывайте: в минувшем году фиванский стратег Пелопид разбил наших полемархов Горголена и Теопомпа при Тегирах. К счастью, подоспел Эгерсид, иначе мы тогда же потеряли бы Фокиду! До сих пор этот человек, чьи заслуги перед Спартой несомненны, сдерживает стремление фиванских демократов распространить своё влияние на запад. Но силы Эгерсида невелики, а Фивы между тем завершают военные приготовления. Мы должны надёжно прикрыть Фокиду войсками Гиппермена, а затем, развернув там все наши силы, сами войдём в Беотию и очистим её от демократов! На этот раз Афины возьмут на себя роль зрителя, будьте уверены!
В другое время, подумал старый полководец, отдыхая после ухода гостей, ему не удалось бы повернуть за собой большую часть архонтов. Но последние события подорвали позиции сторонников морской войны. А он ещё посыпал их раны солью, вспомнив Эгерсида. Царь улыбнулся: этот военачальник оправдывает его надежды, до сих пор не знает поражений.
Вызвал эпистолярия.
— Готовь скиталу для Эгерсида. Пусть предусмотрит встречу и размещение войск Гиппермена. Ему же пусть передаст и общее командование — до прибытия главных сил во главе с Клеомбротом. Гиппермену же прикажи следовать в Фокиду и высаживать войска в Кирре. И да сделает Гермес так, чтобы он вошёл в Коринфский залив прежде, чем флот Ификрата обогнёт Элиду! Создавать группировку будем быстро; главные события этого года ещё впереди!
Старый царь ещё раз поразил правительство Спарты точностью своих расчётов: едва транспортные суда завершили перевозку войск Клеомброта из гаваней Сикиона, Эги и Гелики к берегам Фокиды, как в Спарту прибыло большое посольство из Афин.
Состав посольства радовал: сплошные друзья и доброжелатели Спарты. Хитрые афинские демократы никогда, даже в пору тяжёлого военного противостояния, не изводили проспартанскую партию: они всего лишь отодвигали её подальше в тень, а при необходимости — вот как сейчас — выпускали вперёд, чтобы показать серьёзность мирных намерений.
Удивляло присутствие известного афинского оратора-демагога Каллистрата: знали точно — отправился он в поход к берегам Керкиры, чтобы составить в народе мнение о себе как о человеке, сведущим в военном деле. Позже спартиаты выяснили: почувствовав свою никчёмность, ловкий политик испугался, как бы не получилось наоборот, и упросил командующего отпустить его, пообещав добыть у правительства денег для эскадры. И вот он уже здесь, в составе посольства!
Спартиаты были, как всегда, сдержанны в проявлении своих чувств. Тем не менее ощущался всеобщий подъём — ведь только немногие посвящённые знали, что цель переговоров — не мир, но обеспечение благоприятных условий для дальнейшего ведения войны.
Настораживало то, что прибыла также фиванская делегация — на этот раз афиняне сочли неудобным вести переговоры за спиной своего союзника.
— Кто возглавляет прибывших фиванцев? — спрашивали друг друга спартиаты.
— Эпаминонд? Никогда не слышал о таком.
— Я сам сегодня впервые услышал это имя.
Фиванцы держались обособленно, предоставив право вести переговоры союзникам. Афиняне выступали в Герусии с речами, говорили ярко, умно. Доказывали пользу выгодного для всех мира — архонты слушали и одобряли.
Фиванцы наблюдали со стороны, словно их и не касалось. Только когда встал вопрос о самоуправлении зависимым от Фив Платеям и Феспиям, Эпаминонд решительно вывел его за рамки переговоров.
Не раз блеснули мастерством ораторы, прежде чем выработали предварительные условия мира: все стороны выводят из союзных городов свои гарнизоны и гармостов, распускают сухопутные и морские силы, а всем городам предоставляется автономия.
Афиняне были довольны, щеголяли остроумием и бодростью. Фиванцы, напротив, были мрачны и молчаливы.
Вычитан второй вариант текста. Вдруг афиняне с жаром заспорили между собой — из-за фразы, где говорилось, что каждый участник договора может идти на помощь обиженному государству, подписавшему его, но в то же время и не обязан делать это.
— Не пора ли нам, друзья, пожелать всем спокойной ночи и подумать об отдыхе? — обратился к своим спутникам Эпаминонд, внезапно утратив интерес к происходящему.
— Этим пунктом договора афиняне развязывают руки Спарте и обращают её силу против нас, — говорил он Горгиду, когда делегаты шагали по тёмным улочкам к отведённому им дому. — Так какой смысл ломать голову над договором, который будет нарушен на следующий день после подписания?
Афиняне не стали задерживаться в Спарте и отправились домой на следующий день после клятвы на верность договору.
— Здесь что-то не так, — покачал головой недоверчивый Горгид. — Зачем афинянам спешить, если их проворный стратег уже успел покорить города Кефаллении, разбил флот Дионисия Сиракузского, пытавшегося помочь Спарте, увеличил свои силы до девяноста триер и теперь распространяет власть Афин в Акарнании?
Фиванцы тоже покинули Спарту. За обедом на первом привале Эпаминонд обратился к своим спутникам:
— Скажите, друзья, почему добрые мысли так часто посещают нас с опозданием?
— Что ты имеешь в виду? — ответил Горгид.
— Послушайте. В договоре записано, что мы приносим клятву за Фивы. Но если бы вместо «Фивы» было написано «Беотия», то тем самым Спарта признала бы наше главенство над всей Беотией! Нам следует вернуться и предложить спартиатам переписать текст договора.
— Они откажутся, — сказал один из спутников Эпаминонда.
— Скорее всего. Но тогда исчезнет двусмысленность положения и нашим гражданам станет ясно — жестокой схватки не избежать...
Колесницы фиванского посольства подъехали прямо к дворцу Агесилая.
Старый царь напряг все силы, чтобы преодолеть недомогание и встретить послов в тронном зале. Облачённый в пурпур, окружённый по бокам застывшими телохранителями в доспехах, он сидел на троне спартанских царей, и слово его сейчас означало слово Спарты.
— Нет смысла собирать Народное собрание и Герусию, — голос Агесилая был сух и официален. — Вы подписали договор и дали клятву на верность ему. Я не стану исправлять в этом документе ничего. Впрочем, — добавил он, — могу вычеркнуть Фивы из договора, если вы не желаете участвовать в мирном соглашении.
— Это означает войну? — сделал шаг вперёд Эпаминонд.
