Никерат злорадствовал.
— Чего ты хочешь, Никерат? — тихо проговорила Тира.
Знала, всегда знала, — краденому счастью обязательно придёт конец, ожидала его, холодея сердцем, и всё же наступил он так внезапно!
— Сейчас ты придёшь домой, — голос Никерата был негромок, но повелителен, — соберёшь драгоценности господина и его золото, всё, что не успела потратить. Затем вместе с Прокной (она тоже достояние нашего хозяина) выйдешь из дома. Свернёшь на улицу Гончаров. Там вас будет ждать крытый паланкин. Ну а через несколько дней будь готова держать ответ перед господином Поликратом!
— Прошу, дай мне ещё два-три дня. Вы искали меня так долго, что небольшая задержка ничего не решит.
Вольноотпущенник подозрительно покосился на женщину.
— Не мечтай. Хозяин приказал доставить тебя немедленно. А о своём красавце не беспокойся: скоро ему будет не до тебя.
— Что ты говоришь?
— Твой любовник со дня на день получит приказ о выступлении в поход. Начинается новая кампания против Фив! Так что будет он украшать себя подвигами, как птица павлин перьями, и забудет о шалостях с ловкой плутовкой, — похохатывал Никерат.
Нет, не мольба в голосе и в глазах Тиры смягчили его. Куда как более убедительным доводом оказалось кольцо в виде золотой корзиночки с жемчугом.
— Не опасайся, оно принадлежит мне, — объяснила женщина, протягивая драгоценность посланцу хозяина. — Подарок Эгерсида.
— Даю тебе одну ночь, — произнёс Никерат, рассматривая подношение. Здесь целое состояние. Почти всю свою долю от военной добычи вложил полемарх в подарок для любимой. — Уйдёшь завтра утром, как только проводишь своего милого. Да не вздумай шутить, иначе господину Эгерсиду будет сообщено, что госпожа Семела — всего-навсего рабыня благородного архонта Поликрата, и главная обязанность её — раздвигать ноги для друзей хозяина. Как, по-твоему, будет чувствовать себя спартанский аристократ? Ведь по закону мужчина, овладевший чужой рабыней без согласия её хозяина, является вором!
Сердце Тиры судорожно встрепенулось. Пути отхода нет, ей перекрыты все лазейки. Что ж, она исчезнет, откажется от Эгерсида, оставив ему недоумение, сожаление, быть может, тоску. Но это лучше, чем оставить в его памяти презрение и гнев.
— Сделаю, как ты сказал, — сдавленно ответила она Никерату; тот сразу же растворился в толпе.
Отрешённая, Тира не помнила, как вернулась в дом, где она была так счастлива — впервые в жизни. Теперь здесь всё чужое. Не потому ли, что сегодня ей жестоко напомнили — ты не Семела, а Тира! Та, богатая вдова, могла позволить себе роскошь быть просто влюблённой женщиной, живущей ради любимого мужчины и положившейся на него во всём. Эта, рабыня-лазутчица, должна соблазнять, не любя и во всём полагаться только на себя, жить в постоянном напряжении. Сейчас она корила себя за то, что была с Никератом Семелой, а не Тирой! Та бы сразу взяла верный тон и поставила на место зарвавшегося вольноотпущенника.
Скоро этот дом, временное пристанище, опустеет. Завтра уйдёт она, ещё через несколько дней — Эгерсид. Вольноотпущенник сказал, что его ждут новые испытания, и, судя по ухмылке Никерата, они не будут похожи на короткие походы из Орхомена. Он уйдёт на мечи и копья.
Собственное несчастье вдруг отступило, размылось, уменьшилось.
— О, Афродита! — взмолилась она. — Ты не раз спасала мужчин ради любящих женщин, уносила их даже из гущи жаркой битвы. Спаси и того, кого я люблю! Спаси его для меня, сделай так, чтобы мы были вместе! Обещаю принести тебе самую большую жертву, какую только смогу!
— Ты прекраснее Авроры и обольстительнее Цирцеи, — Эгерсид остановился посреди мегарона, любуясь встретившей его Тирой.
— Не говори так, — качнула она роскошной причёской, — зависть богинь опасна!
Тира и в самом деле была несказанно хороша в ею самой придуманном наряде, мало напоминающем классический пеплос.
— Разве смеет смертный прикоснуться к такой красоте руками?
Ты можешь, — тронутая искренним восхищением спартиата, улыбнулась Тира, — но не будем спешить: любовь не терпит суеты. Я велела накрыть ужин наверху, в спальне.
— Тогда... утоли мой голод! — и Эгерсид двинулся вслед за женщиной, любуясь ею. Горячие ладони легли сзади на осиную талию, ответившую трепетом. Издав сладкий стон, Тира качнулась к спартиату, чуть касаясь его спиной, откинула голову, подставляя шею и плечи желанным поцелуям.
«Каким умелым любовником стал Эгерсид», — успела подумать она, прежде чем пьянящий розовый туман заволок её сознание...
— Ночь пролетела, как один миг, — полемарх бросил взгляд на серый свет, проникший сквозь складки занавесей, и добавил с грустью: — Мне уже пора.
— Ты не сомкнул глаз сегодня, а ведь впереди трудный день, — Тира прижалась к нему.
Никогда не чувствовал себя так хорошо, — улыбнулся Эгерсид. — Не вставай, я позавтракаю тем, что осталось на этом столике, и пойду. Нехорошо заставлять лохагосов ждать. Сегодня я должен посетить сесситию и не буду к обеду, так что, прошу тебя, хорошо выспись и отдохни. А вечером... мелькнули в его глазах лукавые искорки.
Последний поцелуй. Дверь закрылась за Эгерсидом. Увидит ли она его когда-нибудь ещё? Тира горько вздохнула и села в кробатосе, обняв голые колени.
Выждав время, покинула ложе. Подошла к туалетному столику под ярко начищенным серебряным зеркалом, обмакнула тонкую кисть в баночку дорогой краски, придающей ногтям цвет рубина и, уронив слёзы, вывела на блестящей поверхности: «Прости и прощай, любимый».
Накинула мягкое покрывало, решительно дёрнула шнур звонка.
— Одеваться! — коротко бросила представшей перед нею заспанной Прокне.
Вскоре в дом явились двое дюжих мужчин и с разрешения госпожи Семелы унесли большой тяжёлый ларец.
— Он больше не нужен хозяйке, — объяснила Прокна удивлённым слугам, — а тут нашёлся хороший покупатель.
Разослав прислугу с различными поручениями, Тира в простом полотняном пеплосе и грубом плаще выскользнула из опустевшего дома, скрывая под полой увесистый кожаный кошель с золотом и драгоценностями Поликрата. Прокна, укрытая плащом так же, как и хозяйка, несла следом пару узлов. Повернув за угол, женщины быстрым шагом направились к улице Гончаров.
— Сюда, — мужчина в петасе с обвисшими полями указал им на ожидавший паланкин, и беглянки тут же исчезли за его пологом.
Коротко вскрикнул погонщик, и пара сильных мулов понесла его к воротам Орхомена и дальше, на юго-восток.
Путешествие по умиротворённому Эгерсидом краю было безопасным; небольшая процессия двигалась быстро. Отдых в Булиде не состоялся, так как Никерат сразу же нашёл капитана, готового к отплытию корабля, и показал ему пергамент с подписью и печатью эфора, после чего путешественники беспрепятственно поднялись на борт.
Тира по мере приближения к Спарте держалась со всё более возрастающей уверенностью, а её тон в обращении с окружающими стал таким же, как в Мегарах. Никерат призадумался, а затем стал обращаться к ней всё мягче и мягче; под конец путешествия в его голосе даже появились заискивающие нотки... В Спарту прибыли глубоким вечером.
