На левый фланг уже неслись гонцы с категорическим приказом ускорить построение. Последние подходившие к монолиту подразделения перешли на бег.
Эгерсид занял своё место в пятнадцати шагах перед правым флангом моры. Лохагосы, пентеконтеры и эномотархи вышли соответственно на десять, пять и три шага вперёд. Эпистолярий и его помощники оставили царя и встали в строй — в бою они будут действовать копьём и мечом наравне с другими бойцами.
Тем временем масса всадников, собравшихся перед фалангой, пришла в движение и покатила туда, где пытались сомкнуть строй фиванские гоплиты. Но что это? Из-за холма наперерез им вылетают кавалеристы противника и, склонив копья, мчатся вперёд, пригнувшись к шеям злых фессалийских жеребцов! Все в катафрактах
[112].
Дурное предчувствие коснулось Эгерсида прежде, чем случилось непоправимое. Вскоре конные массы смешались в яростной схватке перед самой фиванской фалангой, заслонив её собой.
Полемарх наблюдал не только за ходом кавалерийского боя, но и за своим командующим. Вот царь выхватил меч и поднял его вверх, одновременно воздев к небу левую руку. Это значит, что он запел пеан, подавая знак к началу атаки.
Командиры, а за ними и остальные воины подхватили голос царя:
— Славная доля — в передних рядах с врагами сражаясь,
В подвигах бранных смерть за отчизну принять!
Слова военного гимна, казалось, провели черту за спиной каждого, посылая его туда, где грохотал конскими копытами, лязгал металлом и надрывался человеческим криком кавалерийский бой.
Не прерывая пения, Клеомброт повернулся и зашагал на врага. Качнулись копья, и тяжёлое тело монолита двинулось за ним мерной поступью. Царь шёл не прямо, а смещался по диагонали вправо, так что скоро присоединился к своему отряду телохранителей из трёхсот отборных воинов лучших родов Спарты.
Эгерсид перехватил копьё в левую руку под щитом, опустил шлем. Пение смолкло.
В прорези шлема видно, как лаконские всадники — сначала единицами, десятками, потом сотнями стали отделяться от схватки и, бросая оружие, искать спасения в бегстве.
Слишком велик перевес фиванской кавалерии в количестве, организованности, вооружении, чтобы бой мог продолжаться долго.
Окрылённые успехом фиванские всадники гнали противника, как волки перепуганных оленей, поражая настигнутых ударами тяжёлых копий и длинных мечей. Преследуемые пытались уйти за фланги своего наступающего монолита, но тщетно: тяжёлой пехоте некогда было спасать разбитую кавалерию.
Часть всадников, обезумев, на полном скаку врезалась в ряды своей фаланги, смешав их и нарушив чёткий ритм движения гигантской живой боевой машины. Дисциплинированные воины, правда, быстро сомкнули строй, выставив вперёд копья.
Конный шквал перед фронтом уходил, слабея. Фиванские всадники занялись преследованием остатков лаконской кавалерии и истреблением скиритов, тех, кто уцелел под копытами своей бегущей конной массы. Лёгкие пехотинцы, предоставленные сами себе, рассеянные по полю, были почти бессильны со своими дротиками, ножами и дубинками в борьбе со столь грозным противником.
Фиванская фаланга времени зря не теряла — вот она, спустилась к подножью холмов и идёт навстречу аккуратными рядами. Хорошо видны скрещённые под «теттой» палицы на щитах, лица под шлемами. Хищно сверкают на солнце острия копий.
Раненые конники — те, кто может, — стремятся скорее уйти, уползти с пути живых боевых машин, тяжёлых и неумолимых. Гоплиты переступают через тела людские и конские, топчут их.
Полемарх успел увидеть, как за левым флангом вражеского монолита с холма сползает широкая мощная колонна, и понял, что должно произойти. Слишком поздно искать ответ на ход фиванского полководца. Разве что смести, свалить, раздавить фалангу противника прежде, чем этот живой таран проломит лаконский строй.
Впереди — рукопашный бой, где движение тела должно опережать мысль. Иначе — гибель. Эгерсид перешёл на бег, увлекая свою мору. С яростным многоголосым криком плотные многотысячные массы закованных в тяжёлую бронзу людей устремились навстречу.
В последний миг Эгерсид косым движением щита отразил нацеленные в него острия, ударом древка отбил копьё, угрожавшее справа, и резким коротким толчком всего тела послал своё оружие вперёд. Поня — наконечник — нашёл цель. Он тут же бросил уже бесполезное, заклиненное телами копьё, выхватил меч и врубился в первую шеренгу противника.
Задние шеренги обеих фаланг навалились на передние. Воины что было сил упирались ногами в землю, стараясь продавить, осилить, опрокинуть такую же массу с противоположной стороны. Действовать оружием было трудно, но не меньшее значение имели простое давление и вес множества людских тел.
Фаланга — не просто скопление бойцов, но единый организм. Когда противостоящая живая стена продавится, прогнётся и порвётся под натиском, тогда и утратит она своё единство, а значит, перестанет существовать. Тогда придёт одоление. Победители пройдут по телам павших, работая копьями и мечами, а побеждённые побегут.
Первая шеренга лаконского монолита почти полностью повисла на фиванских копьях — не было никакой возможности пробраться сквозь эту стальную щетину острых наконечников.
Жуткая теснота не позволяла извлечь оружие обратно, и мёртвые тела поддерживаемые сзади напирающими лаконцами, а спереди — натиском фиванцев, перемешались в схватке с живыми.
Потери первой шеренги фиванцев тоже были велики, но лишь отдельным спартанским воинам удалось вклиниться в строй противника. Меж рядов и шеренг ползли к смельчакам длинные копья, пресекая их путь.
И всё же более тяжёлая и мощная лаконская фаланга одолевала! Фиванский строй в центре заметно прогнулся; ещё одно усилие — и он лопнет, превратившись в охваченную смятением толпу!
Прежде чем живые стены с тяжким ударом столкнулись, Клеомброт заметил необычную особенность в боевом порядке войск Эпаминонда, сумел оценить угрозу и успел отдать приказ двум последним шеренгам правофланговой моры охватить противника; те, сделав поворот направо, длинным щупальцем потянулись к левому флангу фиванцев. Но тут навстречу им с яростным криком трёх сотен глоток рванулся «священный отряд». Впереди бежал гигант в открытом шлеме, и было видно его свирепое лицо. Лаконская фаланга была раздавлена прежде, чем успела превратиться в ударный кулак, а чуть позже гоплиты Пелопида сами вцепились мёртвой хваткой в правый фланг спартанского монолита. Ослабление строя на две шеренги там, куда нацелил удар эмбалона спартанский полководец, — вот и весь результат манёвра Клеомброта.
Мимо кипящего побоища проскакал гонец. Он шёл по легко заметному следу фиванской кавалерии — трупам лаконских всадников, брошенному и изломанному оружию. Впрочем, победители недолго преследовали побеждённых: увидев почти пустой спартанский лагерь, они захватили его и занялись грабежом. Там и нашёл посланник фиванского гиппарха.
