— Свою решительность он, к сожалению, уже доказал, — возразил Исмений. — Здесь что-то другое, но не могу понять, что...
Всё стало ясно чуть позже, когда в ночь перед битвой наёмники Пелопида в полном составе ушли к противнику!
Остались только сотня верных фессалийских всадников, связанные командиры, не пожелавшие перейти к врагу, да тела нескольких убитых, тех, кто пытался удержать изменников силой оружия.
— Дорого же обходятся дешёвые армии! — сокрушался Исмений. Беотарх изрыгал проклятия, призывал гнев богов на головы изменников, валил их палатки, топтал брошенные в спешке пожитки. Едва он стал успокаиваться, как македонский конник взял Пелопида за локоть:
— Взгляни, фиванец.
К лагерю, растянувшись неровной линией поперёк долины, неспешно приближалась фаланга. Его фаланга! К правому крылу боевого строя примыкала тёмная масса конницы, впереди шагали группы легко вооружённых пехотинцев и лучников.
Беотарх оглянулся: лагерь похож на растревоженный муравейник, но паники нет. Напротив, лица македонских воинов преисполнены суровой решимости. Эти будут биться! Прикинул расстояние до наступающего противника: замысел боя явился мгновенно, словно в озарении.
— Пусть враг атакует нас кавалерий, — загремел голос Пелопида, — разобьём её, а эти, — указал он на нестройные ряды наёмников, — для нас не противники!
Всадники цареубийцы между тем и не думают менять аллюр коней; напротив, сдерживают их, стараясь не терять связи с медлительной пехотой. Видно, непрост Птоломей Алорит!
Тогда нужно решаться самим.
— Я отсеку часть правого фланга монолита вместе с конницей, — объяснял он новый замысел македонцам, — и буду держать своей сотней пехоту столько, сколько смогу. Вы же тем временем сокрушите конницу врага!
Сигнальные трубы так и не прозвучали. Строй противника вдруг остановился, от него отделилась группа и направилась туда, где стоял со своими фессалийскими всадниками Пелопид. Вместо копий кавалеристы держали в руках оливковые ветви, знаки мира. Не доезжая шагов пятидесяти, они остановились, и лишь один продолжил путь — тот, что был облачен в роскошные доспехи и восседал на белом длинногривом коне. Вскинув правую руку с открытой ладонью, он легко соскочил на землю, снял украшенный плюмажем шлем и, держа его на сгибе левой руки, предстал перед Пелопидом.
— Приветствую тебя, устроитель мира меж городами Эллады. Ты здесь, а значит, уже победил, — с этими словами Птоломей Алорит извлёк из ножен свой обоюдоострый меч и протянул его эфесом вперёд.
Беотарх был изумлён настолько, что молча принял оружие.
— Прошу тебя о мире, — продолжал возлюбленный коварной Эвридики, — и клянусь сохранить престол Македонии для братьев покойного паря, клянусь передать его им, только им и никому иному! Пусть светлые боги-олимпийцы услышат мои слова. И ещё я клянусь, что Фивы приобрели верного друга и союзника, со всеми его силами. В подтверждение этих слов отдаю тебе в заложники своего сына Филоксена, а с ним — пятьдесят моих приближённых, согласившихся разделить с юношей его участь.
— Постой, — прервал его Пелопид, — повтори всё это ещё раз и громко перед друзьями покойного монарха!
Непрост, непрост был Птоломей Алорит!
Вечером недавние противники встретились на полевом пире.
— Как тебе удалось так быстро переманить моих наёмников? — спросил беотарх одетого с царской роскошью правителя Македонии.
— Я узнал, что ты собираешь войско для наказания Александра Ферского, — ответил тот, словно делясь секретом с близким другом, — и велел нескольким десяткам своих сторонников завербоваться на всякий случай. Как видишь, он, этот случай, не замедлил явиться: мои люди сделали своё дело ещё на марше.
— Всё тот же победоносный осёл, груженный золотом, — пробормотал Пелопид и добавил вслух: — Я не хочу прощать измену, Птоломей. Понимаю, эти люди служат тебе, но... Семьи многих изменников остались в лагере близ Фарсала.
— Мне нет никакого дела до их семей. — Глаза Птоломея светились радостью человека, сумевшего угодить удачным подарком дорогому другу...
* * *
— Нет, Пелопид, мне не по душе мстить женщинам и детям за измену мужей и отцов, — говорил Исмений, глядя в сторону Фарсала.
— Мне тоже. Да я и не собираюсь мстить этим несчастным. Но как только они окажутся в наших руках, появятся их мужчины, а уж им-то я объясню, что изменять нехорошо.
Небольшой конный отряд (остальных всадников беотарх отправил в Фивы, как стражу Филоксена и других заложников) двигался шагом по каменистой дороге. Не было ни разведки, ни охранения; к чему они на земле дружественной Фессалии? Тем более горькое недоумение пришлось испытать, когда у самых городских стен пехота, построенная «живым коридором» для торжественной встречи, вдруг изготовилась по-боевому, нацелив копья на Пелопида и его спутников. Одновременно кавалерия перекрыла путь как вперёд, так и назад.
— Прочь с дороги! — крикнул побагровевший беотарх кавалерийскому командиру. — Перед тобой фиванские послы в Фессалии!
— Пелопид и Исмений! Именем моего повелителя, правителя Фессалии Александра требую сдать оружие и следовать за мной.
Пелопид погладил шею коня, овладевая собой:
— Ну, ну... похоже, за время нашего отсутствия в Фарсале кое-что изменилось. Что ж, веди нас, мальчик. Далеко пойдёшь, если путь твоего повелителя не окажется много короче, чем ты думаешь...
Александр Ферский облюбовал под резиденцию здание Народного собрания, самое большое в городе. Расторопные слуги тащили в обиталище тирана утварь из домов богатых граждан, обставляя покои согласно его желаниям. Фарсал, как поняли фиванцы, был захвачен внезапным ночным налётом. Изменники открыли ворота, а кавалерийский отряд Александра скрытно подошёл и к назначенному времени ворвался в город. Снова победоносный осёл, груженный золотом.
Тиран встретил Пелопида и Исмения, развалившись на самом настоящем троне, облачённый в пурпур и с царской диадемой на голове. Беотарх смерил псевдо-царя презрительным взглядом:
— Немедленно сними царскую диадему, освободи схваченных гобою людей и готовься предстать перед объединённым судом граждан Фессалии!
— И это всё? — Непреклонность пленника глубоко задела Александра; казалось, победитель Пелопид предъявляет безоговорочные требования побеждённому. — Запомните вы оба: перед вами Александр, повелитель всей Фессалии! Я не боюсь ваших угроз, мне не страшны Фивы, так как теперь могу выставить войско не меньше вашего. Кроме того, есть ещё Афины и Спарта!
— Вижу, далеко зашёл ты в своём безумии. Напрасно надеешься, что кто-то спасёт тебя от суда и возмездия!
— Пока я сам творю суд и возмездие. Не далее чем сегодня вы убедитесь в справедливости правителя Фессалии и увидите, как умеет он мстить своим врагам!..
Ипподром был заполнен так, что можно было подумать, будто граждане Фарсала решили полюбоваться конными состязаниями, своим любимым зрелищем; но мрачные лица и непривычная тишина убеждали в иной причине столь представительного собрания граждан.
