— Но и фиванцы не каждый день в поход ходят, — ответил Александр; он был доволен своим решением.
Эконом замка ферского тирана ухмылялся, глядя сквозь решетчатую дверь на заключённого в крохотную камеру Пелопида:
— Вот видишь, как быстро забыли твою демократию фессалийцы. Стоило только побренчать около их ушей серебром богатых горожан.
— Александр играет на низменных чувствах людей и всячески поощряет их, благодаря этому и существуют тирании. Но низменные чувства способны объединить банду разбойников, а не армию победителей. Нет, тиран далеко не так умён, как представляется вам, его слугам. Напротив, он глуп. Сам рассуди: Александр опять казнил сотни ни в чём не повинных граждан Фессалии, а меня, своего злейшего врага, до сих пор щадит. Между тем я расправлюсь с ним сразу, как только обрету свободу!
— Хочет, чтобы я в приступе горячей ярости лишил его жизни, — прошептал Александр, когда сведения о речах Пелопида достигли его лагеря на северном берегу Энипея, где меж Фарсалом и Ферами течение реки делало крутой поворот, — и тогда фиванцы действительно уничтожат меня. Нет беотарх, так не будет, — и запретил свободные посещения узника.
Тиран не ощущал настоящей угрозы — фиванское войско насчитывает всего две тысячи бойцов, у него же только здесь, в лагере, в три раза больше. Да и командование противника на этот раз не отмечено печатью военного гения: стоило Александру перекрыть достаточными силами главные пути, как оно тут же прекратило продвижение в Фессалию.
Тиран приказал не допускать столкновений, чтобы не дразнить Фивы и в то же время представить его действия населению подвластных городов как крупный военный успех.
— Это лишь начало, — заметил Пелопид, когда ему сообщили о нерешительности фиванских войск. Тирана ждут нелёгкие времена, а вместе с ним и вас, его слуг.
Свободные посещения были прекращены, и узник был немало удивлён, увидев однажды возле решётки своей камеры высокую тонкую женскую фигуру, с головы до ног окутанную дорогим лёгким покрывалом.
Высоко же было положение таинственной гостьи, если одного жеста изящной, сверкнувшей кольцами и браслетами руки оказалось достаточно, чтобы удалить мрачных стражей!
— Приветствую тебя, благородный Пелопид, — в голосе женщины прозвучала печаль.
— Привет и тебе, благородная... Фива, дочь моего друга Ясона и жена моего врага Александра!
— Ты узнал меня? — Покрывало упало, явив в неровном свете факела прекрасные черты.
— Скорее, догадался. Ты была ещё девочкой при нашей последней встрече. Как радовался бы твоей красоте мой друг Ясон и как скорбел бы о твоей участи!
— Сейчас речь идёт о твоей участи. Что стало с тобою, Пелопид!
— Я готов претерпеть и не такое, лишь бы твой муж стал ещё ненавистней богам и тем вернее погиб!
— Некоторые стражники преданы мне, но даже они не рискнут снять цепи с твоих рук и ног, — Фива подошла вплотную к решетчатой двери, — эти оковы не пускают тебя к жене и детям... Как я понимаю тоску твоей жены по тебе, как жаль мне её!
— А мне жаль тебя, если ты без оков на руках и ногах всё ещё остаёшься с Александром!
— Он очень хитёр и жесток. Даже мой отец не смог разглядеть его. Первая же попытка освободиться будет стоить жизни всех, кто мне дорог. Но время придёт, придёт... — голос женщины вдруг зазвучал с ненавистью.
— Не позавидую человеку, обидевшему дочь великого Ясона, — молвил Пелопид, глядя в сухое пламя её глаз.
— Обидевшему? Знаешь ли ты, что эта тварь растлила моего младшего брата Ликофрона и теперь тешит свою похоть, валяя на ложе великого Ясона его дочь и сына одновременно?
Чувства Фивы словно прорвали мощную плотину, слёзы брызнули из её глаз.
— Ты должна быть сильной, девочка. — Рука Пелопида осторожно гладила волосы прильнувшей к решётке женщины.
— Хочешь, я устрою побег?
— Нет, благодарю. Тиран или отпустит, или убьёт меня. Тогда я остаюсь победителем...
Беотарх задумчиво присел на лежавшую в углу камеры солому; несчастные дети Ясона... Но что происходит в Беотии? Неужели победоносные фиванские войска так и будут нерешительно топтаться перед наёмниками тирана? Предпримет ли что-нибудь Эпаминонд, наконец? Он не мог знать о событиях в Фивах, чуть было не сыгравших роковую роль в его судьбе.
Демагог Менеклид, осуждённый на крупный штраф, не смог собрать нужную сумму и решил поправить дела путём... восстания. К счастью для Пелопида, мятеж был быстро подавлен; Менеклиду и некоторым его сторонникам, в том числе Андронику и Каллию, удалось бежать, остальные заговорщики были арестованы. Не прошло и трёх дней, как Эпаминонд, избранный беотархом вместо Менеклида, выступил в Фессалию с четырьмя илами кавалерии, двумя синтагмами тяжёлой пехоты, а главное, со «священным отрядом», горевшим желанием вызволить из беды Пелопида. Кроме того, в особой шкатулке эпистолярия хранилось постановление Народного собрания об отстранении незадачливых военачальников, посланных наказать Александра Ферского, от должности. Они также должны были передать вверенные им войска Эпаминонду и заплатить в городскую казну штраф но десять тысяч серебряных драхм за плохое командование.
Во Фтиотиде, там, где начинают свой прихотливый бег своевольные воды Энипея, встретились два фиванских войска — одно, посрамлённое, возвращалось из Фессалии, другое, полное решимости, шло туда, где потерпело неудачу первое. Дальнейший путь в Фивы продолжили лишь два неудачливых командующих.
Александр Ферский, получив известие об отходе фиванских войск, прежде всего отпустил по домам призывной контингент — нечего зря тратить деньги, — а сам с постоянными отрядами наёмников направился к Фарсалу. Тиран чуть ли не торжествовал победу, и вдруг внезапное вторжение тех же фиванцев!
«Священный отряд», молниеносно сбив сторожевые охранения, расчистил дорогу коннице, и та хлынула северным берегом Энипея, отрезая тирана от его столицы — Фер. За нею, громыхая доспехами, шла тяжёлая пехота под командованием самого Эпаминонда.
Что сделает он сейчас — нападёт на Александра, прижатого спиной к готовому восстать Фарсалу, или, оставив заслон на берегах Энипея, обрушится на Феры, где томится закованный в цепи Пелопид?
Тиран не намерен допускать встречи друзей. Пять испытанных гонцов разными дорогами поскакали из его лагеря в Феры.
Кто-нибудь из них проникнет сквозь фиванские разъезды и доставит начальнику стражи приказ убить узника при угрозе освобождения. Словно прочитав мысли тирана (или перехваченное послание), Эпаминонд двинулся на север, угрожая другим городам — Краниону и Лариссе. Впрочем эти города и сами готовы восстать против Александра, открывают ворота перед фиванцами и усиливают их своими контингентами! Эпаминонд уже близ границ Македонии; правящий там Птоломей Алорит согласно договору обязан выступить на стороне Фив, что он и делает...
Проклятие! Александр Ферский бушует в своём шатре, сокрушая дорогую утварь. Фиванский мастер войны без боя лишает его владений и могущества, всего, ради чего пролито столько крови! Приближённые стараются не попадаться ему на глаза — в такие минуты тиран может всадить кинжал в живот любому, кто окажется рядом.
