Капитан развел руками.
– Известно, что покойная многих дарила своей благосклонностью. Вполне возможно, что и Эреша Тенишева тоже.
Сложить два и два было несложно.
Любовник, которому предпочли другого, оскорбленный…
– Не слишком ли много жертв? Для несчастной любви?
– Вы, Анна Викторовна, от жизни отстали. Это Ромео с Джульеттой самоубивались, а сейчас принято с размахом колобродить. Сам, мол, дурак, так и всем остальным жизнь испорчу. Не один уж случай…
Аня пожала плечами.
Вполне возможно, что и так. Для нее вообще все эти страдания на почве ревности были чем-то непонятным.
Любишь? Доверяй.
Не доверяешь? Уходи, это не любовь.
А ревность – это просто проявление недоверия к любимому человеку, вот и все.
М-да… ей ли говорить? Тут из своего глаза надо бы бревно вытащить… любит она Эреша? Любит…
А ревнует?
Черт… ДА!!! Ревнует! И злится. И… пусть этот гад будет счастлив, вот! Хотя бы и без нее, но пусть и будет – и счастлив!
Желудок заурчал.
Аня оглянулась.
Двери морга распахнулись, и вовремя. Капитан сделал шаг туда, повернулся к Ане, но та скрывалась в кустах.
– Сейчас я, минуту! Чулки подтяну…
Чулки на ней действительно были. Из экономии Аня носила только чулки, не признавая колготок. Тут ведь как – если на одной лапе дыра, то ты выбрасываешь обе. А с чулками проще. Если один порвала, то просто достаешь новый из упаковки. Главное, покупать сразу штук десять одинаковых… экономия!
Аня влетела в кусты и согнулась над ближайшим подходящим. И кажется, даже кого-то отпихнула. Но сейчас она бы и президента не заметила, настолько быстро и качественно ее вывернуло.
Минуты на три, потом она достала из сумки воду, прополоскала рот, сунула за щеку дольку лимона…
– Держи.
Чья-то рука протянула ей влажные салфетки.
– Спасибо.
Аня послушно взяла, вытерлась – и только потом посмотрела на хозяйку.
Пани Солоха.
В ее лучшем, более молодом варианте. Изящном и красивом.
Черные волосы, густые и блестящие, темно-карие глаза, фигура с такими обводами, что слова о диетах сразу кажутся глупыми и дикими, и – обаяние.
Такая и черта бы в мешок засунула исключительно силой улыбки.
Секунду Аня смотрела на женщину, а потом что-то щелкнуло у нее в голове.
– Вы…
– Я.
– Вы Сенина жена?
– Да. А вы?..
– А я вообще в этой истории случайно. Могла сейчас там лежать, – Аня кивнула предположительно в сторону морга. – Вас как зовут?
– Оксана.
– Аня, очень приятно.
– Мне тоже. Хотя повод… нетривиальный.
Аня не спорила. Весьма нетривиальный.
– Вы хотите прийти на Манины похороны?
– Хотела. Потом увидела капитана…
– Может, пойдем тогда отсюда? У меня машина рядом, – предложила Аня.
Возвращаться и ей не хотелось. Мутило, а вопросы типа «что с тобой», «чей ребенок» и «знает ли о нем папа» вызывали новый приступ спазмов.
– Тебе в таком состоянии только за руль.
– А ты водишь? – перешла на ты Аня.
– Ключи давай, немочь.
– Сама ты, – прошипела оскорбленная женщина, выпрямляясь и прижимая руку к животу. – Твою змею!
Ключи от «коровки» отдать пришлось. Оксана уселась за руль и посмотрела на Аню.
– Слушай… давай, что ли, в кафешке посидим? Тошно как-то…
Аня кивнула.
Ей тоже было тошно, только в буквальном смысле.
В кафе Оксана заказала для нее крепкий чай, для себя чашку кофе без молока.
– Ты как – получше?
Аня медленно отпила глоток, второй.
– Спасибо. Намного лучше.
– Ты ее родственница?
Аня медленно покачала головой.
– Подруга. И… Маришка меня сначала с Сеней познакомила.
– Не срослось? – Оксана спрашивала с чисто академическим интересом. – Почему? Он же обаятельный…
Аня покачала головой еще раз.
– Обаятельный, да. Только слишком… ненастоящий, понимаешь? Этакий рыцарь Ланселот, которого бросила Гвиневера… страдающий, гордый, богатый, с перспективами и в поиске новой любви. Поневоле начинаешь искать – что не так?
– И?
– Не трогай, чего не понимаешь, вот и все. Ты сейчас что – угрызениями совести маешься?
Оксана пожала плечами.
– Я каяться не стану. Случилось как случилось.
– Вы сами выбрали этот план, тебя из-под удара вывели… чего еще?
– А и ничего. Сеня… знаешь, он хороший парень был. И муж хороший. Богатый, образованный, неглупый, честолюбивый… единственное, на чем он сломался, – Россия.
– В смысле?
– Когда веник разорвали, стало модным ненавидеть все русское. Советский Союз, понимаешь?
Аня понимала. Веник ломают по прутику, так и Советский Союз. Он был опасен единством, а разломай его на части – и все. Конец.
И вырастет поколение Иванов, не помнящих родства, и так легко воспитать людей в ненависти…
Окна Овертона
[21], если кто не слышал. Шикарный прием, позволяющий сделать с людьми что угодно. Не сразу, не за один год, но…
– А отказаться от того, что тебе вбили в юности, – сложно. И Сеня не смог… пока все было нормально, он был… в общем все было хорошо. А когда опять началось… он как с цепи сорвался. Эти его знакомые… когда мы переехали сюда, мы больше года жили спокойно. Сеня прятался, я это видела. Жил в неизвестности, для него это было вообще нечто.
– Вы привыкли к другому… – Аня не спрашивала, утверждала.
– Да. А потом началось и тут. Сеня стал… нервничать. Я прижала его к стенке и все узнала. У нас случился дикий скандал, я орала, что он подвергает опасности детей…
– Это действительно так?
– Пономарь не оставил бы его в покое. Ну и… рано или поздно, так или иначе…
Аня кивнула.
– Сейчас его нет. Можно жить спокойно.
– Да. Мы с Сеней демонстративно развелись, с шумом, гамом, и я нашла себе нового мужа.
