Всего экипажу пришлось ответить на тридцать семь вопросов от присутствующих. Девять корреспондентов особо просили именно Нила ответить на задаваемые ими вопросы. Дважды в таких случаях Нил поворачивался к Базу и просил его ответить на вопрос, заданный ему самому. Еще два раза Баз самостоятельно добавлял ремарки к ответам Нила. Коллинз, как и Олдрин, ответил на три вопроса, заданных ему персонально. В ответах на несколько вопросов участвовали все трое астронавтов сразу. Этот расклад оставался в силе даже после окончания программы Apollo. Большинство хотело слышать именно командира, первого человека, которому предстояло шагнуть на Луну.
Во время пресс-конференции Армстронг впервые озвучил прозвища лунного и командного модулей экспедиции: «Да, мы планируем использовать позывные, которые отличаются от использовавшихся во время имитационной тренировки. Позывным лунного модуля будет Eagle. Командный модуль мы назовем Columbia… Это имя нашего национального символа свободы. Ее статуя установлена на вершине купола вашингтонского Капитолия, и, как вы знаете, так же назывался космический корабль, отправившийся на Луну в романе Жюля Верна, написанном сто лет назад».
Естественно, прессу интересовало, что скажет Армстронг, когда впервые выйдет на поверхность Луны. Один из репортеров спросил его об этом. Но даже те немногие, кто лично знал Нила и кому он подчинялся в рамках пилотируемой программы, не могли подтолкнуть его к тому, чтобы раскрыть свои намерения по поводу исторических слов, которые он собирается произнести, ступив в первый раз на Луну. В какой-то момент внутреннее напряжение в NASA по этому поводу достигло такой точки, что Джулиан Шир, начальник отдела NASA по связям с общественностью, был вынужден опубликовать внутреннюю записку, где в резком тоне спрашивал у читателей, диктовали ли король Испании Фердинанд и королева Изабелла Христофору Колумбу, что ему следует сказать, когда он достигнет берега Нового Света? Когда же корреспондент спросил у Нила Армстронга, решил ли он уже, какими будут его первые слова после первого шага на Луну, Армстронг просто ответил: «Нет, не решил». И как ни трудно в это поверить, он сказал правду. «Самой важной частью полета в моем представлении была посадка, – объяснял впоследствии Армстронг. – Мне казалось, если и ждал нас момент особой важности, когда надо сказать что-то значительное, то сразу после касания и остановки двигателя. Я немного размышлял о том, как мы назовем место нашей посадки. Еще я думал о своих словах сразу после посадки; мне казалось, в истории должны были остаться именно эти слова. Но даже о таких вещах я задумывался не очень глубоко, потому что, несмотря на всю статистику, интуиция говорила мне: пусть у нас есть девяносто процентов вероятности того, что мы благополучно вернемся, но лишь шанс пятьдесят на пятьдесят, что нам действительно удастся сесть».
На самом деле Нил уже выбрал название База Спокойствия для той точки в Море Спокойствия, где им с Олдрином предстояло выполнить посадку; в личном разговоре он сообщил Чарли Дьюку это, поскольку Дьюку предстояло работать кэпкомом во время высадки, и Нил не хотел, чтобы Чарли оторопел от неожиданности, когда Нил произнесет это сразу после касания поверхности. Никто другой, кроме Дьюка, не знал о существовании Базы Спокойствия до момента, когда Eagle совершил посадку.
Особая высокопоставленная правительственная комиссия приняла решение, что Армстронг и Олдрин должны будут оставить на Луне три предмета в память о первом появлении на ней представителей человечества. Первый из них – табличка, закрепленная на опоре, к которой монтировалась лестница для спуска на Луну и подъема обратно. На ней были изображены два полушария Земли и имелась надпись: ЗДЕСЬ ЛЮДИ С ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ ШАГНУЛИ НА ЛУНУ В ИЮЛЕ 1969 ГОДА Н. Э. МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ ОТ ИМЕНИ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. Второй предмет – небольшой диск, меньше четырех сантиметров в диаметре, на котором при помощи электроники был нанесен микроминиатюризованный текст с посланиями доброй воли от глав различных государств мира. Третий – национальный флаг США. «Некоторые считали, что вместо него мы должны были поставить флаг Объединенных Наций, – годы спустя рассказывал Армстронг, – а другие считали, что следовало взять флаги многих стран. В конце концов Конгресс решил, что это американский проект. Мы не собирались заявлять претензии на территорию, но должны были заявить о том, что это именно мы были здесь, и для этого водрузить на Луне флаг Соединенных Штатов».
Репортеры очень старались – и по большей части напрасно – заставить Армстронга высказаться о философском значении высадки на Луну. «Какую определенную пользу вы видите в том, что вы отправитесь на Луну, для себя как человека, для вашей нации и для всего человечества в целом?» «Как вы думаете, не станет ли в конце концов Луна частью цивилизованного мира наподобие Антарктиды, которая тоже раньше была необитаемой и никому не нужной землей?»
«Во-первых, позвольте мне повторить вам то, что вы уже слышали раньше и что, вероятно, имеет отношение к ответу на ваши вопросы, – отвечал Армстронг. – Цель экспедиции в предстоящем полете – только доставить человека к Луне, совершить посадку на нее и возвратиться оттуда. Есть еще ряд вторичных задач, некоторые из них вы упоминали в своем вопросе, и их мы тоже надеемся решить во всей полноте. Но главной целью остается демонстрация того, что человек действительно может выполнить вот такую работу. Как эта информация будет использована в грядущие века, покажет лишь история. Я надеюсь, что мы достаточно мудры, чтобы все, что мы узнаем в этих наиболее ранних полетах, нашло свое применение с максимальной пользой, и, оглядываясь на наш опыт, накопленный за прошедшее десятилетие, я имею основания думать, что мы можем надеяться на результат такого рода».
Точно так же у журналистов не получилось вытянуть из Нила ничего, кроме безэмоциональных ответов на инженерном языке на вопросы о смертельных опасностях, которые могут ждать астронавтов в полете. «Как вы думаете, какая из фаз полета Apollo 11 окажется наиболее опасной?» «Понимаете, в любом полете вещи, которые вызывают наибольшую тревогу, – это то, чего не делалось раньше, все новое. Я надеюсь, что в начале нашего выступления нам удалось дать вам понять, какие именно элементы этого полета новые. Далее, есть многие ситуации, которые всегда вызывают беспокойство, и среди них выделяются такие, когда у вас нет альтернативного метода выполнить работу и имеется только один. Вот вы, например, если летите на авиалайнере через Атлантику, надеетесь, что крыло останется присоединенным к фюзеляжу; без него у вас не получится совершить путешествие, понимаете? В недавних наших полетах были ситуации такого типа. В ранних экспедициях на Луну для того, чтобы астронавты смогли вернуться оттуда, маршевый двигатель сервисного модуля должен был работать. Альтернатив ему нет. Точно так же и в этом полете будет несколько похожих ситуаций. Двигатель взлетной ступени LM должен работать, чтобы мы смогли подняться с поверхности Луны на ее орбиту, а двигатель сервисного модуля, конечно, должен тоже сработать, чтобы вернуть нас на Землю. Когда мы углубляемся в вопросы космонавтики, появляется все больше и больше не продублированных систем, которые обязаны работать. И, между прочим, мы очень доверяем надежности таких систем».
«Каковы ваши планы на тот исключительно маловероятный случай, если лунный модуль не сможет взлететь с поверхности?» «Ну, – Нил стал скуп на слова, – неприятно об этом думать, и мы до этого момента не думали о таком. Мы считаем, что это вовсе невероятная ситуация. Она просто одна из возможностей, и в настоящее время мы окажемся без помощи, если это произойдет».
