– Это всё, что он сказал?
– Да, не волнуйся!
Саша прекрасно видел, что дядя не говорил ему всей правды, но он уже не был уверен, хочет ли знать ее целиком. Поезд тронулся. Никогда в жизни Саша не испытывал такого сильного страха. Это было совершенно ясно. Внезапно мальчик осознал, опасность какого масштаба им угрожала. Он предпочел бы оставаться в неведении. Возможно, родители были правы, обманывая его…
Глава 26
Монастырь
Когда поезд прибыл в Тулузу, все вздохнули с облегчением. Пора было выходить. Никто не пошел искать поезд, который шел дальше на юг, в Лурд. Никто не задавал им вопросов. Они были в зоне-ноно
[32], здесь никто не контролировал перемещения пассажиров на вокзале. Несмотря на это, пансионеры выглядели встревоженными. Никто из них не чувствовал себя в безопасности. Прижавшись друг к другу, держа в руках чемоданы, они растерянно переглядывались. Только Жакоб подпрыгивал от радости и вскрикивал: «Мы сколо увидим маму! И папу!»
Но им еще предстояла долгая дорога. К счастью, Жан сохранял присутствие духа и подбадривал остальных:
– Ну же! Вперед, друзья! Осталось совсем чуть-чуть!
Они вышли из здания вокзала и последовали за Жаном. Впереди, поминутно ругаясь, шел Шарли: он тянул за собой ту самую скамейку.
– Лучше бы я забыл ее в поезде! – злился он.
Жан помог ему погрузить лавку и остальной багаж в затянутый брезентом грузовик, который ждал их перед зданием вокзала. И вся компания снова тронулась в путь. До места назначения оставалось еще три часа дороги.
Все смертельно устали. Уже опустилась ночь, но уснуть никому не удавалось. Грузовик всё время потряхивало, и, едва задремав, пассажиры тут же просыпались. В кузове неприятно пахло бензином, а сквозь дыры, проколотые в брезенте, почти ничего не было видно. Саша, как мог, пытался рассмотреть улицы города. Везде было темно. Люди, по всей видимости, сидели дома. Эрл Грей беспрестанно жаловалась, а Жакоба тошнило. Жан вел грузовик. Рядом с ним на переднем сидении сидел Шарли. Вначале туда хотел забраться еще и Леандр, но его отправили в кузов к остальным, потому что вслед за ним все дети тоже захотели сесть в кабину.
Грузовик проехал по большим бульварам и выехал за город. Теперь они катились по разбитым сельским дорогам. Пахло травой, в кузов проникал ветер. Потоки свежего воздуха были очень приятны: в этой местности было гораздо теплее, чем в Бретани. Наконец Жакоб задремал, приникнув к плечу Виктора Гюго. Это последнее, что видел Саша перед тем, как уснуть.
– Саша! Саша! Мы приехали!
Мальчик тут же проснулся. Он и не заметил, как прошло время. Сейчас он увидит маму и папу! Грузовик еще не остановился: они ехали по узкой дорожке. Саша успел заметить табличку с названием деревни: Вейлат. Совершенно непроизносимое слово! Машина остановилась около большого здания. Неужели это здесь? Саша не знал, нужно ли ему прямо сейчас будить Жакоба, уснувшего в объятиях Виктора.
– Дамы, вы приехали! – сообщил Жан Эрл Грей и Нефертити. – Вы выходите здесь!
Все выпрыгнули из грузовика. Внутри остался только старый поэт, на плече у которого спал Жакоб. В ночи белели стены монастыря.
– Это здесь? – с надеждой спросил Саша. – Мама и папа здесь?
– Нет, Саша, их здесь нет. Это монастырь Святой Жанны д’Арк. Здесь наши дамы будут в безопасности. Сейчас за ними придет сестра Эмилия. А мы последуем дальше в Эскамп.
В ту же секунду в стене открылась маленькая дверца, и оттуда вышла монахиня. Она приветливо посмотрела на вновь прибывших.
– Господин Жан? Это вы?
– Да, это я. Здравствуйте, сестра!
– Вы, наверное, очень устали. К сожалению, я не могу пригласить вас внутрь. В нашем монастыре могут находиться только женщины.
– Не беспокойтесь, прошу вас. Нас ждут в Эскампе.
– Очень хорошо! Где мои новые пансионерки?
– А вот и они, – ответил Жан, подталкивая вперед двух растерянных женщин.
– Жан, вы уверены, что нам здесь будет хорошо? – с тревогой спросила Нефертити.
– Абсолютно уверен. Вас здесь ждут. Всё будет хорошо.
– Просто…
– Да?
– Никто никогда так хорошо не заботился обо мне, как вы, Мод и Шарли.
Эрл Грей кивнула. Она была слишком взволнована, чтобы что-то сказать.
– Мы позаботимся о вас, дорогие дамы. Вам совершенно нечего бояться, – постаралась успокоить их, улыбаясь, сестра Эмилия.
Саша плохо видел ее лицо: свет, проникающий через приоткрытую дверь, едва-едва освещал ее фигуру.
Монахиня показалась мальчику красивой и доброй женщиной. На лицах Эрл Грей и Нефертити читалась тревога. Элеанора тихо плакала: она провела в компании этих дам целых два года! У Саши сжалось сердце.
– Но мы же еще увидимся? – растерянно спросил Леандр.
– Конечно, дружок, мы навестим их на днях, если вас это не побеспокоит, сестра.
– Нисколько! Мы будем рады вас видеть! – воскликнула сестра Эмилия. – А теперь уезжайте. Не привлекайте к себе внимания.
Все кинулись обниматься. Даже Эрл Грей не осталась в стороне. В первый раз Саша ощутил ее легкий поцелуй у себя на щеке. Она казалась почти что нормальной, как будто волнение последних часов на время избавило ее от безумия. Сестра Эмилия торопила их уходить. Она увлекла за собой Нефертити и Эрл Грей. Монахиня передвигалась совершенно бесшумно, как маленькая черно-белая мышка. В следующую секунду дверь монастыря захлопнулась за тремя женщинами. С тяжелым сердцем путники вновь разместились в грузовике. Эскамп был совсем рядом. Они проехали мимо маленьких домиков, большого здания, затем повернули во двор и остановились около большого четырехэтажного дома с красивой террасой. Приехавшие увидели лестницу, балкон вокруг второго этажа, в стороне – другие постройки меньшего размера, еще там был колодец, и тут…
– Саша! Жакоб!
Это же папа!
– Дети! Где мои мальчики?
А это мама!
Жакоб проснулся и подпрыгнул на месте, будто его ужалила оса. Братья бросились из грузовика, чтобы немедленно оказаться в объятиях родителей.
– Дорогие мои! Хорошие мои! – запричитала мама, прижимая их к себе изо всех сил. Как же приятно она пахла!
Папа приподнял Жакоба.
– Как же ты вырос!
Жакоб кричал и смеялся, а мама целовала его.
Папа обнял Сашу. Щеки мальчика кололись о папину бороду, но его объятия были такими же, какими он их помнил: самыми крепкими и ласковыми из всех возможных. Все четверо были так счастливы в ту минуту, что, казалось, их счастье можно было потрогать. Никогда раньше Саша не испытывал ничего подобного.
